Рабочий

Она яростно протирала полы, а Лёха думал о булках молодой стройной женщины — стройной не от хорошей жизни, при хорошей жизни женщины наливаются истомой и жиром, размышлял о деликатности Елены — она могла тряпкой по лицу… у девушек так приятно.

Лёха представил, что женится на Елене, усыновит её сына, возможно, что чернокожего Валеру, и каждый день перед чаем в постели будет рассматривать булки жены.

Что за чувства возникнут: поэтические, сладкие, хо-рошие, или, наоборот, Лёха выбранит булки, назовет их конфидентом любовных интрижек, измен, стремлений найти лучшего мужа, чем он, а он — только пересадочный пункт, площадка для взлета Елены и её дальнейшего поле-та — птица с булками.

— Мужчина, отойдите, мешаете пожилым людям с ограниченными возможностями, — очень пожилая женщи-на с лицом пустыни Сахара оттолкнула Лёху, вывела из воспоминаний, и он чуть не сшиб полку с тортами «По-лёт». — Я за тобой слежу, пьяный ты, на булки смотришь — украсть хочешь.

Мне ни к чему, не мой магазин, воруй, но, как пред-ставлю, что ты купишь булки, принесешь домой и вопь-ешься в них зубами, так дрожу от негодования и цинизма твоего.

Я всю жизнь учила детей литературе в школе, и по глазам вижу беспокойство, особое сладострастие, маску порока, робкий стыд, и всё это сосредоточено в тебе, по-тому что ты — хам.

Не только литературой я поднимала страну, но тан-цевала в любительском кружке балет — «Лебединое озеро» лихо отплясывала с закидыванием стройных ног.

Многие люди, далекие от искусства, называли наши танцы кабацкими, потому что балерины нашего театра нижнее белье не надевали.

Мы не носили нижнее не из-за глубокомысленной беспринципности и разврата, а исключительно для провет-ривания промежностей, что во время танца покрываются потом, а потом дурно пахнут, даже испанский тальк не по-могал.

Отойди, я возьму булки себе, хотя они мне не нужны, но так я избавлю тебя на время от пороков и цинизма. — Старушка взяла с полки булки, забрала с ними воспоминания о Елене, руками мяла мечты и тайны.

Лёха купил половинку «Бородинского», пошел домой без булок и всю дорогу качал головой и повторял:

— Во как! Во как! Во как!

На диспансеризации, во как

Ежегодная диспансеризация с освобождением на день от работы — радость, или беда.

Каждый год работники завода на медкомиссии рас-сказывали и показывали врачам свои болячки или здоровье — так штангист хвастается перед балериной горой мускулов на ягодицах.

Для молодых рабочих диспансеризация — радость, потому что — отгул, можно выпить, поговорить в компа-нии, в поликлинике в туалете поржать над девками.

Для пожилых работников медосмотр — трагедия, так как по состоянию здоровья могут освободить от занимае-мой должности и списать на помойку пенсии с яблоками и домино.

Лёха не опасался диспансеризации — так волк в ку-рятнике не боится лягушек.

Здоровье — практически здоров, для должности сле-саря — в самый раз, как на голову керогаз.

Глазника Лёха прошел легко, не разглядел с утра — глаза слипаются — только две последние строчки.

Глазник строго посмотрел на Лёху, но затем выраже-ние укоризны и журьбы сменилось пониманием — так по-года меняется на Мадагаскаре:

— Употребляете? — окулист старательно дышал в сторону от Лёхи.

— По праздникам немного, — Лёха привычно соврал, и тоже отвернулся, дышал в сторону, пугал взглядом тара-канов.

Глазник подписал направление, не сходил с ума, не заснул, и за это Лёха его мысленно похвалил, назвал фре-зеровщиком от медицины.

Ушник выяснил, что слух у Лёхи притупленный, но от заводского шума, слегка, словно Лёха ушами две строч-ки не слышал.

— Употребляете? — ушник отвернулся и дышал в сторону, на клизьму для вымывания пробок из ушей.

— По праздникам, почти не употребляю, — Лёха с интересом рассматривал грязную плевательницу, в которой лежали окурки сигарет и папирос.

Ушник тоже пролетел со свистом, словно болт над станком.

Лёха воспрял духом, медосмотр проходил в темпе бального танца, и к обеду — свобода и шалман с пивом, рыбой и дружескими разговорами: кто в цехе самый луч-ший, а кто — самый дурак.

Около двери следующего кабинета Лёха задержался, из кабинета с хохотом выскочил молодой слесарь, но уже подающий надежды с красным носом Витёк.

Витёк, красный, как креветка в борще, хохотал, нарочно зажимал одной рукой рот, а другой рукой с кар-точкой прикрывал причинное место, словно не в одежде, а голый загорает на пляже в Серебряном Бору.

— ГЫЫЫ! Лёха, там девка молодая в яйца лазит, рассматривает в лупу, как у воробья.

Я думал, что она сумасшедшая, или выдумала рас-сматривание гениталий для своего удовольствия, потому что глядит с видимым удовольствием, а она говорит, что важно, чтобы каждый работник с пониманием относился к своим обязанностям, тогда и лобковых вшей ни у кого на производстве не будет.

Врачиха недавно окончила институт, поэтому рабо-тает с усердием, дерматолог, мать её так и разэдак.

Медсестрой у неё на подхвате Ильинична, пенсио-нерка, так Ильинична голову воротит, нарочно в окно смотрит, но не на мужские штуки.