Рабочий день

Зайцев молчал. Раздражение у него проходило.

— Я бы, конечно, не поехал, — уже миролюбивей сказал он, — да не хуже тебя знаю, что там ваши парни сидят, ждут. Ну хорошо, начальство далеко, ему рабочего класса не видать — а ты-то! Неужели ты не знал, что дороги развезет, что люди сядут? Не свое, да?

— Почему ж не знал? Знал, говорил.

— Только говорить умеете. Неужели нельзя сделать человеческие дороги? Ездит же всякое начальство — неужели не видит? Или им на все наплевать? Хотя им что — они в «бобиках», врубил две оси и — Вася не чешись. А тут — утопай в грязи. Ничего не надо! Нар‑род, э‑эх! А еще атом, космос! — Зайцев сплюнул через открытую дверцу.

— Ну так как, едем или не едем? — подождав, спросил Правоторов.

— Куда едем, гора ведь! — Зайцев ткнул пятерней в лобовое стекло.

— Что же, что гора, — спокойно ответил Правоторов. — Цементу придется сыпануть.

— Жрать хочу, — устало сказал Зайцев. Он достал газетный сверток; в пакете были соленые огурцы, хлеб и свиное соленое сало. Правоторов старался не смотреть. Зайцев разложил еду на сиденье и буркнул: «Бери». Правоторов не пошевелился.

— Бери, чего там, — настойчивей повторил Зайцев.

Правоторов взял кусок хлеба с салом и, откусив, как будто немного опьянел.

Ели молча, не торопясь, только хрустели огурцы на зубах. Прикончив еду, выбросили бумагу и закурили.

— Значит, так — цемент будем сыпать, — сказал Правоторов.

Он первым вылез из кабины и взял лопату. Зайцев достал из-под сиденья резиновое ведро. Пыля цементом, они таскали его и сыпали по склону двумя дорожками. Вспотели, по лицам их потекли грязные от пыли ручейки. Правоторов прошел в осинник, росший по склону, и, черпая сапогами мокрый снег, принес несколько охапок валежника. Зайцев укладывал его в две дорожки и, когда наклонялся, из-под рубахи его виднелась голая спина, Была она белой и такой по-детски беззащитной, что Правоторов отводил взгляд.

— Ну вот, — распрямился Зайцев и подмигнул, — теперь только тебе самому осталось ложиться под колеса. — Он вытер о штаны руки и пошел к машине.

* * *

Окончательно засели в четырех километрах от Магульского. Зайцев хотел с ходу перескочить в низине через промоину ручья, которая черно-желтой от глины трещиной перерезала наискось дорогу. Левое переднее колесо проскочило, а правое скользнуло вдоль; машина развернулась, дернулась, задрав передок, увязнув задними колесами в ручье. Правоторов ударился головой об обвязку лобового стекла; пощупал темя — крови не было. Машину заволокло облако цементной пыли. Они разом вылезли и обошли машину, перепрыгивая через промоину. Машина как будто была цела. С полтонны цемента, просыпавшегося от толчка, лежало вокруг в грязи, цементная пленка плыла по ручью. Когда стало ясно, что отсюда им самостоятельно не выбраться, напряжение спало, оба стали вялыми, равнодушными ко всему.

— Ну что, — сказал Правоторов устало, — я, наверное, за трактором пойду?

Зайцев ничего не ответил — сел, подставив лицо солнцу, и сразу задремал. Правоторов повернулся и пошел. Он шел не оглядываясь и думал о том, от чего сейчаc зависела их судьба: есть ли на месте трактора, на ходу ли они, найдет ли он колхозное начальство.

А вокруг Правоторова светилась, журчала, звенела с каждой кочки весна. Яркий свет резал глаза, и, когда он их закрывал, в них продолжал маячить раскаленный добела солнечный диск. Правоторов натягивал кепку поглубже, чтобы защититься от солнца, но оно било снизу, отразившись в тысячах луж на лоснящейся поверхности чернозема, сверкало из каждой борозды и копытного следа, налитого доверху водой. Когда сапоги разбухли и, казалось, по щиколотку наполнились грязью, Правоторов пошел напрямик, через пахоту, обходя колки, заросшие черемухой. Черемуха стояла по колено в желтой, как чай, воде.

Он шел на прорезь в черной пихтовой полосе за полем — в том месте пихтовую чащу пересекала дорога. В прорези виднелся бугор с рассыпанными по нему домами Магульского.

* * *

В просторной избе кроме лавок вдоль стен стоял письменный стол, за которым, зябко сутулясь, сидела одетая в пальто женщина, записывала что-то в толстый замусоленный журнал, а около нее стоял сам заведующий фермой — тот, кто сейчас нужен был Правоторову.

Фамилия заведующего была Корякин — Правоторов встречался с ним мимоходом два раза, поэтому на всякий случай представился: прораб со стройки, везет цемент, нужен трактор вытащить машину.

— Цемент — это хорошо. Трактор, говоришь, надо? — красное и широкое лицо Корякина улыбнулось неизвестно чему, а зеленые глаза вприщур посмотрели на Правоторова.

— Да, надо трактор, — сухо ответил Правоторов.

Корякин был почти на голову выше Правоторова, широк в груди, одет в куцую телогрейку и руки держал в карманах. Не торопясь достал пачку папирос и стал закуривать. Правоторов с тоской подумал, что, наверное, настанет вечер, прежде чем он дождется от этого гиганта следующего слова. И тут он заметил, что правая рука у Корякина изуродована, с единственным большим пальцем, потому он так медленно закуривал.

— Что ж, можно и трактор, — сказал Корякин. — Как зовут-то?