«Рабочий» в творчестве Эрнста Юнгера

Образ жизни рабочего и единичный человек как тип являются стихийной субстанцией нового мира. Далее выделяются три ступени. Низшей является та, на которой свобода и подчинение составляют одно целое в стиле жизни, уже преодолевшем ту стадию, на которой процессы, ведущие к возникновению типа, просто претерпеваются. Таким образом, в мире работы эта ступень представляет собой самую общую форму, образует основание пирамиды. «Но за этой ступенью начинает выделяться иной, более активный тип, в котором черты новой расы обретают большую определенность». (Юнгер уточняет, что, говоря о расе, он имеет в виду нечто совершенно иное, нежели биологически обусловленные признаки. «Гештальт рабочего мобилизует весь человеческий состав, безо всяких различий», то есть он способен использовать человеческий материал любого народа или расы в узком смысле этого термина; то же, что в одних случаях этот материал пригоден для формирования более высоких, типичных, чистых формы, а в других — нет, никоим образом не влияет на сущностную независимость формирующего процесса.) Естественно, активный тип, представитель второй ступени пирамиды представлен меньшим числом индивидов, количество которых уменьшается по мере продвижения вверх; человека подобного типа «можно встретить там, где отчетливо проявляется специальный характер работы»; он характеризуется своей неподатливостью к тому, что происходит силой обстоятельств, своей неподверженностью объективным процессам, поражающим буржуазный мир, ибо «он уже знает путь, благодаря своей связи с метафизикой мира работы». Согласно Юнгеру, «одним из первых представителей активного типа является безымянный солдат, воплощение максимума активных добродетелей, отваги, готовности к действию, духа жертвенности». Добродетель этого типа составляет «его заменимость; ибо для каждого павшего в резерве уже имеется замена. Его критерием служит объективный вклад, который он вносит в общее дело без лишних слов»; по сравнению с этим, всякий иной критерий, например принадлежность к той или иной из противоборствующих сторон, отходит на задний план. Поэтому, замечает Юнгер, между этими людьми, олицетворяющими собой единый тип с единым стилем, независимо от того, на какой из враждующих сторон они сражаются, возникает нечто вроде братства, «всегда закрытого для гуманистов». Говоря об этой ступени, Юнгер обращается к понятию ордена, тем самым уточняя, что именно он понимает под «расой». Он приводит примеры из прошлого, упоминая пруссачество, рыцарские ордена, а также различные религиозные ордена, например иезуитов; во всех организациях подобного рода в основе единства особого типа лежали одинаковое духовное воспитание и дисциплина. Предтеч этого типа, поднявшегося до второй ступени, то есть активного типа, можно встретить и в области технического мира. «Уже сегодня нам удается иногда проникнуть в круг таких существ, вокруг которых выкристаллизовывается новый порядок. Присущие подобным людям — совершенно независимо от прежнего сословного деления — властность и лучащаяся сила являются прямым свидетельством того, что в новом пространстве работа обладает достоинством культа. Здесь также можно встретить лица, отмеченные особой печатью, которые доказывают, что характер маски может быть усилен до такой степени, которая придает ей геральдическое качество».

Но это еще не высшая ступень иерархии, и далее Юнгер описывает тех, кто стоит на вершине пирамиды. В отличие от первых двух ступеней, соответствующих пассивной и активной формам типа, уже предвосхищенным как войной, так и современным миром в целом, здесь речь идет о гештальте, который, как говорит Юнгер, пока не возник. На высшей ступени иерархии «единичный человек будет представлен в прямой связи с тотальным характером работы. Только с появлением подобных людей станет возможным высокий стиль в искусстве государственного управления и господства. Отчасти это господство (гештальта) подготавливается появлением активного типа, который различными способами разрушает старые формы. Однако активный тип не способен преодолеть границ, которые положены ему специальным характером работы; как экономист или техник, как солдат или националист он нуждается в дополнении, ему нужен приказ, исходящий непосредственно от принципа, способного придать смысл действительности». Только на вершине прекращается борьба «противоположностей, колебания полюсов которых придают нашей эпохе столь зыбкое и изменчивое освещение. Таковы противоположности между старым и новым, властью и правом, кровью и духом, войной и политикой, техникой и искусством, знанием и верой, органическим и механическим… Их единство проявится в новом человечестве, переросшем старые сомнения».