Рабочим Курска, добывшим первую руду

Мы митинговали.
                              Словопадов струи,
пузыри идеи —
                            мир сразить во сколько.
А на деле —
                       обломались
                                             ручки у кастрюли,
бреемся
                стеклом-осколком.
А на деле —
                       у подметок дырки,—
без гвоздя
                    слюной
                                  клеи́ть — впустую!
Дырку
            не поса́дите в Бутырки,
а однако
                дырки
                            протестуют.
«Кто был ничем, тот станет всем!»
Станет.
               А на деле —
как феллахи —
                           неизвестно чем
                                                       распахиваем земь.
Шторы
             пиджаками
                                 на́ плечи надели.
Жабой
             сжало грудь
                                    блокады иго.
Изнутри
               разрух стоградусовый жар.
Машиньё
                 сдыхало,
                                 рычажком подрыгав.
В склепах-фабриках
                                    железо
                                                  жрала ржа.
Непроезженные
                              выли степи,
и Урал
            орал
                     непроходимолесый.
Без железа
                     коммунизм
                                         не стерпим.
Где железо?
                       Рельсы где?
                                              Давайте рельсы!
Дым
         не выдоит
                            трубищ фабричных вымя.
Отповедь
                  гудковая
                                  крута:
«Зря
          чего
                    ворочать маховыми?
Где железо,
                      отвечайте!
                                          Где руда?»
Электризовало
                            массы волю.
Массы мозг
                      изобретательством мотало.
Тело масс
                   слоняло
                                  по горе,
                                                 по полю
голодом
                и жаждою металла.
Крик,
         вгоняющий
                             в дрожание
                                                   и в ёжь,
уши
       земляные
                         резал:
«Даешь
железо!»
Возникал
                и глох призыв повторный —
только шепот
                        шел
                                профессоров-служак:
де под Курском
                            стрелки
                                          лезут в стороны,
как Чужак.
Мне
        фабрика слов
                                 в управленье дана.
Я
    не геолог,
но я утверждаю,
                             что до нас
было
          под Курском
                                 го́ло.
Обыкновеннейшие
                                  почва и подпочва.
Шар земной,
                       а в нем —
                                         вода
                                                  и всяческий пустяк.
Только лавы
                       изредка
                                      сверлили ночь его.
Времена спустя
на восстанье наше,
                                  на желанье,
                                                       на призыв
двинулись
                   земли низы.
От времен,
                    когда
                              лавины
                                           рыже разжиже́ли —
затухавших газов перегар, —
от времен,
                    когда
                               вода
                                         входила еле
в первые
                 базальтовые берега, —
от времен,
                   когда
                              прабабки носорожьи,
ящерьи прапрадеды
                                     и крокодильи,
ни на что воображаемое не похожие,
льдами-броненосцами катили, —
от времен,
                   которые
                                  слоили папоротник,
углем
           каменным
                              застыв,
о которых
                  рапорта
                                 не дал
                                             и первый таборник, —
залегли
              железные пласты.
Будущих времен
                              машинный гул
в каменном
                     мешке
                                 лежит —
                                                  и ни гу-гу.
Даешь!
              До мешков,
                                   до запрятанных в сонные,
до сердца
                   земного
                                  лозунг долез.
Даешь!
              Грозою воль потрясенные,
трещат
              казематы
                                над жилой желез.
Свернув
                горы́ навалившийся груз,
ступни пустынь,
                            наступивших на жилы,
железо
              бежало
                            в извилины русл,
железо
              текло
                        в океанские илы.
Бороло
              каких-то течений сливания,
какие-то горы брало в разбеге,
под Крымом
                      ползло,
                                   разогнав с Пенсильвании,
на Мурман
                   взбиралось,
                                         сорвавшись с Норвегии.
Бежало от немцев,
                                  боялось французов,
глаза
          косивших
                           на лакомый кус,
пока доплелось,
                             задыхаясь от груза,
запряталось
                      в сердце России
                                                     под Курск.
Голоса
             подземные
                                 выкачивала ветра помпа.
Слушай, человек,
                               рулетка,
                                              компас:
не для мопсов-гаубиц —
                                            для мира
разыщи,
               узнай,
                          найди и вырой!
Отойди
              еще
                      на пяди малые,—
отойди
             и голову нагни.
Глаз искателей
                           тянуло аномалией,
стрелки компасов
                                крутил магнит.

_Есть.