Работа актера над собой(Часть II)

Пришлось искать новую маскировку. Я облокотился о спинку стула, подпер щеку ладонью и наполовину закрыл лицо от сидевших направо, другой же рукой вынул платок и стал сморкаться, чтоб не показываться своим левым соседям. При этом я старался незаметно смахнуть слезы с глаз и со щеки. Но и это действие не продлишь долго. Поэтому пришлось придумать новое.

Оно заключалось в том, что я достал из кармана какую-то бумагу и стал внимательно читать ее. Это позволило мне заслониться от всех присутствующих и оправдать свое молчание большим интересом к письму.

Были и другие действия в том же роде, но о них нет нужды распространяться, тем более что меня интересует другое.

Дело в том, что мои внешние приспособления, помогавшие скрывать лицо от любопытных взглядов, напомнили мне (по аналогии или по смежности) о более тонких жизненных действиях, связанных с поставленной задачей. Они сами собой явились мне на помощь. Я стал мигать глазами, часто глотать слюни, нервно шевелить языком, раскрывать рот, чтоб глубже вздыхать, как мы это делаем, когда нарушается правильное дыхание и забухает нос. Эти сами собой появившиеся маленькие действия и правды вызвали много других маленьких, а за ними и более крупных правд, действий, заставивших меня почувствовать подлинную жизнь и знакомые ощущения. Я попробовал осмыслить состояние, создавшееся во мне, и для этого спросил себя:

"При каких предлагаемых обстоятельствах можно получить испытываемые мною ощущения?"

Воображение заметалось во все стороны в поисках подходящего вымысла. Оно примеривало то одно, то другое оправдание.

Сначала мне представилось, что письмо, которым я закрывал лицо и которое якобы читал, возвещало мне о смерти любимого друга. Это напомнило мне потрясения, которые испытываешь в такие минуты.

На фоне создавшегося внутри настроения мое воображение продолжало рисовать все новые и новые вымыслы. Так, например, оно уверяло меня, что Малолеткова кому-то сказала, что моя "отцовская" (в кавычках) забота тяготит ее. Этот вымысел подлил масло в огонь.

Еще больше меня взволновало то, что Торцов якобы передал роль Отелло Шустову, а роль Яго – Говоркову, отставив меня таким образом от трагического репертуара.

Мне стало очень жалко самого себя. Но я не заплакал от всех этих нахлынувших на меня мнимых бед. Тем не менее они не остались без влияния и укрепили правду, веру в правильность производимых мною физических действий. Я поверил тому, что е_с_л_и б все происходило так, как говорит вымысел, то мне пришлось бы поступать так, как я тогда д_е_й_с_т_в_о_в_а_л, и эта в_е_р_а самым искренним образом волновала меня.

Такие же этюды были проделаны с другими чувствами, состояниями, переживаниями, а именно: со скрыванием смеха,, радости, озабоченности, влюбленности, равнодушия. Для этого потребовались всевозможные приспособления, вроде напускной серьезности, беспечности, безразличия, взволнованности и проч.

В заключение Аркадий Николаевич сделал такой вывод:

– Л_у_ч_ш_и_й с_п_о_с_о_б д_л_я в_о_з_б_у_ж_д_е_н_и_я т_е_х и_л_и и_н_ы_х п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_й в т_о_м, ч_т_о_б_ы с_к_р_ы_в_а_т_ь о_т д_р_у_г_и_х с_в_о_и н_е_с_у_щ_е_с_т_в_у_ю_щ_и_е ч_у_в_с_т_в_а. П_р_а_в_д_а с_а_м_и_х п_р_и_с_п_о_с_о_б_л_е_н_и_й и с_а_м_о_г_о ф_и_з_и_ч_е_с_к_о_г_о д_е_й_с_т_в_и_я п_р_и с_к_р_ы_в_а_н_и_и н_а_п_о_м_и_н_а_е_т о н_е_с_у_щ_е_с_т_в_у_ю_щ_е_м ч_у_в_с_т_в_е, к_о_т_о_р_о_е с_а_м_о с_о_б_о_й о_ж_и_в_а_е_т о_т т_а_к_и_х в_о_с_п_о_м_и_н_а_н_и_й.

Но актеры на сцене поступают в большинстве случаев совсем иначе. Они, наоборот, стараются п_о_к_а_з_ы_в_а_т_ь самые несуществующие переживания, а не физическое действие, обслуживающее их. Эта невыполнимая задача толкает на ложь, насилует чувство, приводит к ремеслу и в критическую минуту вызывает на подмогу штампы.

…………… 19.. г.⁷

…Мы занимались "беспредметными действиями" в классе "тренинга и муштры".

В одной из комнат "малолетковской квартиры" Паша проверял то, что я делал, и поправлял мои ошибки, в другой комнате Говорков делал то же с Дымковой, в третьем месте Малолеткова проверяла Умновых.

Что касается Ивана Платоновича, то он, как всегда, расхаживал и поочередно наблюдал за всеми работами. "Уча других – учишься сам",- говорил Иван Платонович. Поэтому он приучает учеников заниматься друг с другом.

Я "беспредметно", на память, писал портрет своего дяди, на мнимой бумаге и холсте, с мнимыми карандашом, углем и красками.

– Не ища нашел карандаш,- придирался Паша.- Слишком скоро взял его. Чересчур сжал пальцы. Еще меньше… Еще. Не поправил рукава и манжеты, прежде чем писать. Не осмотрел карандаш, не очинил его и так далее,- говорил мне Паша…

…………… 19.. г.⁸

На сегодняшнем уроке Торцова снова у меня ничего не выходило. Неудача приписывалась мною тому, что сам этюд мне бесконечно надоел.

– Сколько же раз вы его сыграли? – удивился Торцов.

– Раз двадцать, а может быть, и больше! – жаловался я.