Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Писал, просил выслать для выставки этюды и рисунки. Выставка с 1 по 15 мая. <…> Из-за ваших работ остановка. Нельзя открыть отчетную выставку. Вы из лучших учениц и ваши работы необходимы[25].

Крупная газета Юга России «Отклики Кавказа», издававшаяся в Армавире, даже благосклонно рецензировала эту экспозицию.

Во время войны писала пейзажи блокадного города, работала в Эрмитаже, готовя экспонаты к эвакуации или консервации. В марте 1942 года была вывезена по Дороге жизни в состоянии тяжелой дистрофии, была в эвакуации в Перми, где трудилась, изготавливая пропагандистские Окна РОСТа. Затем вернулась в Ленинград в свою коммунальную квартиру, где занимала одну из двух комнат. Умерла в 1975 году, 14 декабря, не имея никаких наследников. Две ее сестры (Маргарита и Ева), брат Илья и двоюродный брат – ленинградский музыкант Саркис (Сергей) Амбарцумович Оганесянц – опочили раньше нее.

Все ее скудное имущество отошло прожорливому советскому государству. Ни мастерской, ни каталога своих работ, ни персональных выставок она никогда не имела.

Вездесущая «Википедия» ничего про нее не знает, но по таинственной причине ее имя достаточно просто находится в англоязычном интернете. В 1961 году престижная Grosvenor Gallery в Лондоне организовала с 9 мая до 10 июня выставку литографий группы советских художников, снабдив ее большим каталогом[26].

Среди двадцати семи участников – Британишский, Каплан, Курдов, Мордвинова, Неменова, Шендеров, Штейнберг, Васнецов, Ведерников и другие, включая Джагупову. Все они, судя по упоминанию в каталоге, были членами «Экспериментальной литографской мастерской» (19331996). Куратором этой экспозиции выступал очень известный в свое время человек – Эрик Эсторик (Eric Estorick, 1913–1993). Его имя сейчас носит галерея итальянского искусства в английской столице (The Estorick Collection of Modern Italian Art), а в начале 1960-х годов он был одним из пионеров изучения, экспонирования и продажи советского искусства за рубежом. Уроженца Бруклина и сына еврейских эмигрантов из России, его, по какой-то неведомой причине, охотно принимали в СССР.

Имя Эсторика недавно благожелательно и подробно поминалось в Петербурге, где в музее Анны Ахматовой в 2017 году была устроена выставка «Ленинградская литография. Место встречи», снабженная красочным каталогом. Промельком там упоминается и Джагупова, как участница лондонской экспозиции, но вся информация о ней укладывается в четыре скупых строчки.

Смысловые и хронологические сопоставления настойчиво предлагают поискать где-то рядом еще одно имя – Камилла Грей. Эта молодая женщина как раз в то время открывала для себя русский авангард, собирая материал для своей знаменитой книги «Great Experiment; Russian Art 1863–1922»[27], но данных о ее встречах с Джагуповой мне найти не удается.

Что до нашей героини, то, невзирая на английские достижения (которые она никак не отразила в советской анкете), ее вообще мало кто помнил и в прежнее время, а теперь уж и подавно. Разве что живший неподалеку художник Павел Басманов с дочерью Мариной навещал ее иногда да оставлял, уезжая из города, кота. Кот всякий раз возвращался домой холеным и откормленным. В этот кошачий дискурс так и подмывает вставить в качестве гипотетического провожатого Марины Басмановой одного рыжеволосого ленинградского поэта, известного своей любовью к кошкам, но прямых доказательств знакомства Бродского с забытой художницей нет.

Джагупова запомнилась Марине Басмановой удивительно красивой и благородной, но отрешенно одинокой женщиной. Вся комната в коммуналке была завешана и заставлена картинами. И это, пожалуй, все.

В процессе рассказа все вышеуказанные сведения будут дополняться или на некоторых уже известных деталях будет заостряться внимание. По ходу повествования будет еще упоминаться ленинградский кинорежиссер и знаменитый коллекционер Соломон Абрамович Шустер, также давно «переехавший на второй этаж», как оптимистично, избегая упоминания смерти, говорят старые рокеры.

Второе предуведомление касается, если можно так выразиться, методологической и общеобразовательной части расследования. О всевозможных фальсификациях, подделках-переделках, ошибках и недостоверных атрибуциях пишут в основном люди, далекие от самого предмета их репортерского внимания (искусствоведы, свято соблюдая омерту, как правило, хранят гробовое молчание). Кроме того, журналисты, за немногими исключениями, очень поверхностны. Мне – может быть, я ошибаюсь – не приходит на ум подробное, со всеми деталями, рассмотрение на многих страницах, с внимательным перебором версий и расковыриванием мелких подробностей, одного-единственного кейса. Авторов криминальных обзоров всегда тянет воспарить над схваткой и вынести преждевременное легковесное суждение, быстро опровергаемое судебной и житейской реальностью.