Работа над ошибками

Сейчас я понимаю, что решение было не спонтанным. В марте, еще до катастрофы, в которой погиб Прищепчик, Слюньков в должности первого секретаря Центрального Комитета компартии Белоруссии объезжал все области и знакомился с положением дел в экономике, с партийно-хозяйственным активом. Все секретари райкомов и председатели райисполкомов являлись на совещания, и кто-то из секретарей обкома или председатель облисполкома – тот, кого уполномочит первый секретарь обкома, – докладывал о перспективах развития области. Могилеву загодя сказали: «Мы вашу промышленность не трогаем. Доложите, что вы намереваетесь делать с сельским хозяйством».

Начался большой совет, кто будет докладывать. Прищепчик уже знал, что я уезжаю в Польшу, поэтому меня оставили в покое. Поручили докладывать секретарю обкома по сельскому хозяйству Станиславу Титкову. Он был хорошим партийным работником, но не был аграрием: ни хрена не смыслил в сельском хозяйстве. Секретарем обкома его в свое время выдвинули из Быхова за то, что хорошо принимал проверки и умел угодить начальству…

И вот за столом президиума сидят первый секретарь обкома и первый секретарь ЦК КПБ. Целый час Титков потеет, заверяя Слюнькова, как «мы стараемся и выкладываемся из последних сил», но все у нас так тяжело, ну прямо мочи нет! Никакого экономического анализа, никаких перспектив. Он со мной не советовался, хотя я в должности первого зампреда облисполкома как раз и отвечал за сельское хозяйство. Слюньков сидел в президиуме статуей, с каменным лицом, ни разу не перебил докладчика. И лишь когда Титков пошел на третий круг с фразой: «Поверьте, Николай Никитович, мы лоб разобьем…», – Слюньков прервал его. Задал для вежливости несколько вопросов и усадил на место, убедившись, что толку не добьется. Потом обратился к Прищепчику: «Так хоть кто-нибудь у вас в области знает, что делать с сельским хозяйством?

Кто-нибудь доложит об этом? Или – вы сами, без бумажек, готовы? Кто, называйте!» Прищепчик растерялся.

Маслаков, рядом с которым я сидел, толкает в бок: мол, вставай давай, это же твои вопросы! Я ему шепотом объясняю: совещание ведет первый секретарь, чего это я сам полезу? Вряд ли в президиуме слышали наше перешептывание, хотя Слюньков наблюдал за всем происходящим. Воцарилась затянувшаяся пауза. С великим трудом Прищепчик обращается ко мне: «Василий Севастьянович, может быть, вы доложите?» Какие-то бумаги у меня с собой были, хотя я не собирался выступать. Памятуя, что Слюньков после речи Титкова завершил свою тираду словами: «Так вы, значит, ничего не делаете, и никто у вас никаких перспектив не видит?», я разделил свое выступление на две части: что делается у нас, и какие перспективы. Не согласился, что у нас ничего не делается. Довольно убедительно рассказал о сделанном, о проблемах и перспективах. «Почему торф не возите?» – задал вопрос Слюньков. «И не будем возить, Николай Никитович, это бессмысленная трата денег и времени», – ответил ему. Тут за тему торфа мы зацепились, и я на конкретных примерах хозяйств Горецкого района, где работал до перехода в областные структуры, доказал свою точку зрения. «Да, да, – согласился Слюньков. И добавил после окончания моего импровизированного доклада: – Ну, слава Богу, хоть один какие-то перспективы видит».

Думается, это совещание сыграло свою роль. Буквально через два месяца, когда пришлось решать кадровый вопрос, Слюньков о нем вспомнил. За те четыре часа, что мы проговорили с ним накануне моего вылета в Москву на собеседование в ЦК КПСС, говорили и об этом, и о многом другом.

Перед избранием на пленуме обкома полагалось пройти собеседование в отделах ЦК и с Генеральным Секретарем ЦК КПСС. Но Андропов был уже очень болен. Два дня провел в ЦК, мне все говорили: «Ты посиди, посиди, Юрий Владимирович примет». Не принял.