Работа над ошибками

Интересно, сколько книг написано об убийстве Кеннеди? Сколько снято фильмов, документальных и художественных? А все равно никому точно не известно, кто его убил и зачем. Когда его убили, мне было пять лет и один месяц. Мне почему-то всегда казалось, что я видел сообщение о его смерти по телевизору, но такого просто не могло быть, ведь телевизор появился у нас только в 1966-м. Наверно, я помню сообщение про Роберта, когда его застрелили. Это случилось в 1968-м. Мне было уже лет девять-десять, это я скорее мог запомнить. А может, я столько раз видел кадры последних спокойных секунд далласского кортежа, что уже не в силах отделить действительное событие от сложившейся у меня в голове картинки? Я вижу не убийство президента. Я вижу человека, у которого из головы вылетают мозги. У меня в голове две истории: одна фактическая и одна вымышленная.

Факт:мертвый президент.

Вымысел:смерть президента.

Папаша мой говорил про клан Кеннеди: компашка ирлашек.

Мистер Патрик писал исторические книги. Некоторые входили у нас в список литературы, необходимой для сдачи экзаменов. Это я вспомнил, пока сидел за столом, размышляя, как мне разыскать мистера Патрика. Он писал про Французскую революцию, про Дантона и Робеспьера, про Наполеона Бонапарта. Их имена он произносил на французский манер.

Пришлось ждать до утра. Я снова рисовал наружу,а потом заполнял пустые квадратики; изобразил и себя снаружи. Было холодно – последняя неделя января. Я надел теплую куртку, шарф и перчатки – те, в которых был на картинках, – и вышел. Всю ночь шел снег. На тротуаре его уже основательно утоптали, он был весь в отпечатках подошв. Посередине тянулась серо-коричневая слякотная полоса. Мой сосед, пожилой человек, лопатой расчищал дорожку к своему дому. Красное лицо, белые клубы дыхания. Он остановился и посмотрел на меня. Сначала ничего мне не сказал. Не кивнул, не улыбнулся, просто глядел и все. Он когда-то работал вместе с моим отцом. Звали его Дэннис. Дэн. По субботам, с утра, когда не было начальника, отец иногда брал меня с собой на работу. Я помогал ему или просто смотрел, как он работает, или бегал в магазин, или в час дня прибегал из паба, чтобы пробить талоны за отца и его корешей. Мне тогда не было еще и одиннадцати, а может, даже десяти. Отец работал на покраске, а Дэннис – в гальваническом. Он занимался бамперами и молдингами. Запчасти привозили в металлических чанах, в пузырящейся жидкости, которая пахла, как горячий уксус. Дэннис как-то сказал: сунь туда башку, и твой зеленый глаз станет карим, будешь у нас как все, одинаковый. В утренний перерыв мы – отец, Дэннис и я – усаживались на заднем дворе на деревянные скамьи и ели булки. Черные отпечатки на белой мякоти. Сегодня он был в варежках.

Привет, Грегори.

Я пошел медленнее и, пока не миновал низкой кирпичной ограды его садика, держал голову чуть повернутой в его сторону. Лицо у него было потное, неулыбчивое.

Н-н. Н-н-н.

Я отвернулся. Прошел, ускорив шаг, мимо его калитки и все время видел краем глаза, что Дэннис продолжает за мной следить. Потом я уже не мог видеть его самого, но спиной чувствовал его пристальный взгляд. Я прошел два или три дома, прежде чем услышал, что он снова начал скрести лопатой.

Автобуса я ждал одиннадцать минут двадцать семь секунд. Рядом стояли две женщины, у одной в прогулочной коляске был ребенок. Девочка с короткими черными волосами. Я встал в стороне от остановки. Я надел капюшон и затянул завязки, чтобы как можно больше скрыть лицо. Пальцы на ногах замерзли, носки – там, где просочился снег, – промокли. Пришел автобус. Я сел внизу у окна и всю дорогу не снимал капюшона. С мамой, даже если ехали недалеко, мы всегда шли наверх, чтобы она могла курить. Сиденья были оранжевые, в желто-коричневую клеточку, а не в красно-черную, как раньше. У меня был с собой блокнот, но автобус так трясло, что я не мог ни писать, ни рисовать. Я смотрел в окно, считал машины, едущие навстречу, и успел насчитать сто семнадцать.

В историческом разделе библиотеки нашлись три его книги. Я отнес их в угол, за столик, отгороженный, хотя и не полностью, от библиотекарши полками и стендом с программками вечерних занятий. Две книги были в мягкой обложке и одна – в твердой. Я открыл блокнот и переписал названия: «Робеспьер: биография революционера», «Гильотина и король: последние годы Людовика XVI (1791–1793)» и «Русская рулетка: поход Наполеона на Москву». Я взял первую книгу в твердом переплете и прочитал, что написано на суперобложке. «Максимильен Франсуа Мари Изидор де Робеспьер (1758–1794), деревенский адвокат, ставший выдающимся деятелем Французской революции. Под его жестоким правлением Франция пережила самые страшные дни кровавого перехода от…» Я открыл книгу и на заднем клапане, внизу, увидел единственный абзац: