– Как себя Макс чувствует? – перевёл я разговор на ту тему, ради которой, надо думать, и пригласил меня Стась.
– А ну его к чёртовой матери! Поддубный недоношенный… Где я в конце года физика искать буду?!
– Не понял… Что, так серьёзно?
– А ты как думал? Подожди, ещё Расходенков подключится, тогда запоем! У них с Лебедевым давние счёты. Да и у нас в школе анонимное творчество цветёт и пахнет…
– А что Макс говорит?
– Да что он может сказать! Рыдает, как баба. Только что звонил. Я его пока на бюллетень отправил. Чтоб ты знал!
В дверь заглянула замученная вечерним институтом секретарша и сообщила, что директора спрашивает родительница.
– Запускай! – разрешил Фоменко и протянул ей исписанные листки. – А это перепечатай!
– Машинка сломалась…
– Опять? Вот электродрянь! А где списанный «Ремингтон»?
– Шишлов в норку утащил! – наябедничала она.
– Сниму со всех должностей! – обобщённо пригрозил Стась. – Запускай мамашу!
В кабинет вошла дефицитно одетая женщина. Я подумал, что если за каждой частью её гардероба постоять в соответствующей очереди, провести под магазинами пришлось бы около года. От неё так и веяло покорностью, какую умеют на себя напустить только очень сварливые женщины. Преобразившийся Стась поднялся ей навстречу, изысканно поприветствовал, усадил и стал интересоваться, как дела на работе, дома, как обустраивается новая квартира – он даже это помнил.
– Ох, Станислав Юрьевич, – с тяжкой обидой на судьбу проговорила мамаша, – всю жизнь теперь за мебель расплачиваться буду. Дешевле ещё одну дачу построить!
– Ничего, ничего, – успокоил её Фоменко и глянул на меня. – Вы женщина трудолюбивая. Все там же работаете?
– А где ж ещё, на базе… Если что-нибудь…
– Спасибо… У меня все есть… Но одна просьба к вам у нас все-таки будет. Трудно вашему Серёже учиться, не получается… Мы тут на педсовете обсудили, специалисту его показывали… Давайте-ка с будущего года определим Серёжу в спецшколу, в 359-ю…
– В дефективную! – возвысила голос мамаша, и я почти увидел, как новенькая, импортной выделки овечья шкурка упала к её монументальным ногам. – Никогда! Если ваши учителя работать не умеют – мой ребёнок не виноват!
– Но ведь другие дети нормально успевают, – увещевал Стась. – А Серёжа до сих пор по слогам читает, чтоб вы знали! Вы поймите, мы добра хотим: мальчик он послушный, добрый…
– Никогда! – пропустив мимо ушей тонко нацеленные похвалы, ответила родительница. – У меня оба брата в этой школе учились, и ничего хорошего не получилось… Мой ребёнок будет учиться в нормальной школе, мы свои права знаем!
– Они знают! – снова вскипел Стась, когда мамаша победно вышла из кабинета. – Сначала детей в пьяном угаре штампуют, а потом права качают! Она ведь и школу бесплатным приложением в своей семейке считает! Вот если бы с неё за обучение драли втридорога, а сыночек полным портфелем двойки домой таскал – тогда в голове не мебель была, тогда бы она со мной по-другому разговаривала!.. Школа! – Фоменко сорвал трубку зазвонившего телефона и тут же добавил совершенно подчинённым голосом: – Слушаю вас, Николай Петрович! Да… Конечно… Усвоил! Как раз с классным руководителем разбираюсь. Нет-нет, совсем не так было! Да… Конечно… В три часа собираю педагогический консилиум!..
Положив трубку, Стась покачал головой, криво усмехнулся и с горьким удовлетворением сообщил:
– Уроки ещё не кончились, а в роно уже знают. Шумилину позвонил какой-то родитель и нижайше донёс, что в триста восемьдесят шестой учителя избивают учеников. Приятно чувствовать надёжное плечо родительской общественности. Все, что могу сказать! Понял теперь, куда тебя студенческий друг втравил? Испугался?
– Не очень…
– Молодец! – уверенно, по-директорски продолжал Стась. – Завтра, в крайнем случае послезавтра проведёшь собрание ученического коллектива и осудишь. Кто у тебя комсорг, Ивченко?
– Ивченко…
– Подготовь с ним глубокую обвинительную речугу: мол, государство тратит на них народные деньги, а они свинячат и так далее. После консилиума поедешь домой к Кирибееву. Если его застанешь, тащи в школу, не застанешь – поговори с матерью. Отец у него в ЛТП отдыхает. Усвоил?
– Усвоил, – отозвался я. Честно говоря, мне был неприятен этот руководящий тон, потому что в конце концов в школу я не рвался, пришёл, чтобы выручить Стася, работаю временно и выслушивать отрывистые команды своего приятеля не обязан…
Верхним чутьём одарённого администратора Фоменко мгновенно уловил мои обиды и около двери остановил меня участливым вопросом:
– Слушай, Андрюша, а как у тебя дела с журналом?
– Обещают.
– Ты уж меня сейчас не бросай! Схарчат твоего друга, с потрохами схарчат! Я тебя прошу! – добавил он совершенно пряничным голосом.
– Ну, о чем ты говоришь! – воскликнул я, борясь с набегающей слезой.
Вот такой у меня характер: скажи доброе слово и вей верёвки.