Работа над ошибками

И главное: до того, как меня посадили, белорусы возили хлеб в Россию, мы закупали зерно в России и на Украине. Но наш хлеб и батоны были дешевле и российских, и украинских. Практически по всей границе с Беларусью в

российских регионах закрывались хлебозаводы – не выдерживали конкуренции. Прошло совсем немного времени, как президент избавился от «министра-вредителя» Леонова. Трех министров уже успел сменить – и уже не белорусы в Россию, а россияне к нам везут дешевые продукты – наша продукция превратилась в неконкурентоспособную.

Иду по Костюковичам – крик: «Хлеб! Батоны! Хлеб! Батоны!» С Брянщины привезли. Милиция их гоняет как спекулянтов, а они все равно возят. Кто в этом виноват? И какова для страны цена тендера? И кто греет руки на этой дороговизне? Вот этого глава государства с громаднейшей системой контроля не может не знать. Думаю, что знает, кто там деньги отбивает. Может быть, кто-то в Управлении Делами президента. Может быть, кто-то из окружения Владимира Коноплева. Пройдет время – и все тайное станет явным… Ясно одно: курируют, лоббируют эти вопросы люди из окружения Лукашенко. О своей «причастности» к убийству Евгения Миколуцкого я узнал в изоляторе КГБ из телепередачи. Меня посадили во вторник, а в пятницу вечером ОРТ показало репортаж из колхоза «Рассвет», где Лукашенко обвинил Леонова и Старовойтова: именно они, как он выразился, «убрали Миколуцкого». Первое, что пришло в голову – бред какой-то! До этого высказывания я думал, что Шейман организовал очередную провокацию, и меня должны скоро выпустить. А потом мне вспомнилась поездка в «Рассвет» с президентом. Уже тогда было понятно, что над

головой Старовойтова сгущаются тучи. Накануне, в понедельник, мне позвонила Галина Аверкина из Администрации и попросила представить тезисы, по которым я намерен выступить на том совещании. Сказал, что положение дел в «Рассвете» знаю хорошо, поэтому никаких тезисов писать не буду, сориентируюсь по обстановке на месте. «Очень жаль», – сказала Аверкина и положила трубку. Похоже, что это была еще одна проверка на лояльность: ах, вот как. Обнаглел, что и с речью своей не намерен ознакомить Администрацию!

Меня предупреждали о возможном аресте, советовали: «Собирайся немедленно и уезжай в Россию». Я только посмеялся: куда убегать? Я же ничего не делал преступного, ничего не украл. Я пришел работать на благо своего народа, Беларуси. Слова о честном труде на благо Родины всегда воспринимал буквально. Этому учили нас Мазуров и Машеров. Ничему другому нас не учили ни Киселев, ни Слюньков…

Когда в пятницу прозвучало о моей причастности к убийству Миколуцкого, я стал понимать, идет хорошо спланированная Шейманом провокация с личным участием президента. От этих господ можно ждать чего хочешь – коварства, мести, лжи, садистской жестокости.

Конечно же, обвинение в убийстве Миколуцкого – это абсолютный бред. И неудивительно, что почти четыре месяца никто не задавал мне вопросов об убийстве Миколуцкого. Я пишу из изолятора матерные письма генеральному прокурору Олегу Божелко: сволочи, что же вы делаете? Ведь президент же сказал, в чем меня обвиняют! Начинайте спрашивать, негодяи! И лишь когда меня перевели в Жодинский изолятор, приехал следователь из Могилевской прокуратуры, начал меня спрашивать, в каких отношениях я с Валерием Ткачевым, который якобы и убил Миколуцкого. При этом присутствовал генерал Николай Лопатик. Мы проговорили часа три – четыре. На следующий день они составили обстоятельный протокол, я его вычитал и подписал. Как свидетель по делу об убийстве Миколуцкого. В подобных случаях положено этому протоколу быть и в моем уголовном деле. Там его нет: давным-давно изъяли или даже не подшивали туда, нарушив все процессуальные нормы.

Вообще картина получалась, мягко выражаясь, веселая. Бывший первый секретарь обкома, а потом министр, сидит в тюрьме, при этом генеральный прокурор когда-то был инструктором у него в аппарате обкома, а президент проходил номенклатурное согласование. Семь или восемь человек, так или иначе имевших отношение к моей судьбе как судьбе подследственного и заключенного, в разное время работали в моем подчинении, и от меня зависела их судьба. Впору было бы рехнуться. Но такого удовольствия я им доставить не мог…

Когда вышел из тюрьмы, мы не раз говорили с Олегом Божелко. По его рассказам, он о моем аресте узнал из телефонного разговора с Виктором Шейманом. Шейман лично вызвал к себе заместителя генерального прокурора Петра Иваненко и приказал подписать ордер. Ордер подписали в понедельник, а Божелко узнал об этом во вторник. Все остальные, кроме Лукашенко и Шеймана, ровным счетом ничего не знали и не значили в этом моем «деле».