Работа над ошибками, или Грустная грустная сказка (СИ)

— Грозы ушли и больше никогда не вернутся, — сказала я.

Три силуэта бросились в мою сторону. В сердце холодным лезвием впился страх, вдруг Ев-Ган был прав, и я теперь всех нас погубила.

— Сиэт-ту, как же ты нас напугала, — через минуту, обнимая меня, говорил Ранх-ба.

— Хорошо, что мы встретились раньше. Вы давно здесь? — спросил Пату у Ев-Ган.

— Мы ждем еще наших друзей, но их уже очень давно и мне это не нравится. Нам всем надо уже идти ближе к воротам, и прочь отсюда.

— Бросить их? — вскинулась я.

— Я не могу рисковать жизнью кровного брата Великого Магистра, — огрызнулся Ев-Ган, — Как только мы прибудем в Тьйарко-Сиэт, я попрошу Магистра отправить отряд, чтобы Ма-Киар и его невесту с будущим тестем вызволили из вашего Города.

— Готов пожертвовать другом? — говорила я.

Ев-Ган закусил губу, как от боли.

— Ты умеешь быть жестокой Сиэт-ту, — тихо сказал он, — Вы не знаете дороги в Тьйарко-Сиэт, я должен отвести вас, — продолжил он громче.

— Может, стоит просто подождать?

— Ждать больше нельзя, Ворота начали закрываться, — отрезал Ев-Ган, — Мы идем без них.

Он смотрел на меня, и от этого взгляда мне было не по себе, не человечьими глазами смотрел на меня Ев-Ган. На меня смотрели печальные глаза белого волка.

— Нам ведь по туману? — спросила Ши, чтобы как-то разрядить обстановку.

Мы пошли. Ев-Ган нас поторапливал, и все время украдкой поглядывал на Ши.

Минут через двадцать быстрой ходьбы мы увидели ворота.

Все было, как описывал Ю-Рий-ранх: высокие каменные стены, терявшиеся в неизмеримой выси, и дубовые ворота, которые были ещё открыты. Туда все менее интенсивно уходил туман.

Мы не разговаривали. Мной овладевал страх, как впрочем, и всеми остальными. Только Ев-Ган был спокоен, высокий и сильный, он показался мне не трубадуром и поэтом, а рыцарем или графом со старинных гравюр.

Ворота медленно закрывались.

— Сейчас или никогда, — сказал Ев-Ган, — то кто не вышел первый раз, не выйдет больше никогда.

С этими словами он покинул нас.

— Я боюсь, — чуть слышно проговорил Пату.

Я посмотрела на Ранх-ба и Ши, они не слышали этой фразы и готовы были идти, но ждали нас.

— Идите, — сказала я им.

— Сиэт, а ты? — спросил Ранх-ба.

— Мы сейчас придем. Идите, — срывалась я на крик.

Они ушли.

— Мне так знакомо все здесь. Так понятно. А там? — продолжал Пату.

— Подумай, что тебя ждет здесь? Возможно, ты больше никогда не увидишь Ши.

Пату посмотрел на меня, будто видел в первый раз.

— Мы никогда больше не увидимся, — сказала я.

— Ты тоже уйдешь? — спросил он.

— Я хочу видеть солнце и звезды. Хочу работать на земле, видеть, как растет пшеница.

Пату колебался. Я взяла его за руку:

— Пату…

— Решайтесь скорее, — я услышала голос Ев-Ган и обернулась. Ворота закрывались быстрее.

— Подумай о Ши, не ради себя, так ради сестры.

— Нет. Я вернусь в тюрьму, — с какой-то страшной решимостью сказал он.

Он не дал мне сказать ни слова более.

— Иди.

Мы обнялись. Я побежала к воротам. Едва мне удалось протиснуться между створками. На глазах моих были слезы. Я уткнулась в Ев-Ган и разрыдалась, он гладил меня рукой по голове.

— Лаа, где брат? — беспокоилась Ши, — Почему он не пришел?

Я подняла на неё глаза, но не видела лица подруги из-за слез.

— Он решил вернуться в тюрьму. Он не пойдет с нами.

Глаза немного прояснились, и я увидела, что Ши шокирована этой новостью.

— Ши, милая, прости меня. Я думала, что смогу уговорить его. Но он все сам решил.

Ши молча повернулась и пошла вперед по дороге. Мы пошли за ней.

За воротами было так же туманно, как и в Городе, но теперь нас уже окружали мощные стволы деревьев. Мы шли недолго, пока Ши не села у какого-то дерева и не разрыдалась. Я бросилась её успокаивать, но из этого ничего не вышло: вскоре мы обе рыдали, уткнувшись, друг в друга носами.

— Ти-ранх, здесь мы в безопасности до утра, — сказал Ев-Ган, — надо собрать хвороста и развести костер.

Ранх-ба подобрал один прутик и сказал:

— Боюсь, Ев-Ган, это почти невозможно, найти здесь сухие ветки.

— Почти, — заметил Ев-Ган.

Они разошлись. Ев-Га можно было найти по стуку камней. Зачем-то он брал два камня и бил их один о другой. Наконец, довольный, он подошел к нам.

— Сиэт-ту, пойди, набери шишек, только недалеко отсюда, наберешь полные карманы — возвращайся.

В этот момент вернулся Ранх-ба с охапкой хвороста, и мы вместе пошли в лес.

В лесу было тихо и туманно. Но туман редел, кое-где витал только хлопьями.

— Как вы дошли? — спросила я Ранх-ба.

— Да вроде бы более-менее. Сначала было туго, грозы донимали, да еще и место незнакомое. Через три часа после того, как с вами расстались, наткнулись на "стражей", пришлось удирать. Я знаю, почему Пату не пошел — он убил одного стража.

Я остановилась, как вкопанная.

— Ши знает? — только и спросила я.

— Нет, он просил не говорить, сказал, что выведет сестру из города, а сам вернется в Тюрьму и признается в убийстве.

У меня из рук повалились шишки.

— Получилось так! Мы почти оторвались от "стражей" и засели на чердаке какого-то дома. Пату вооружился железным прутом, как от решетки, я кирпичом. Мы надеялись, что на чердак "стражи" не полезут, но пара все же поднялась наверх.