Они еще что-то обсуждали полушепотом, но я не слышала их. Плыла в тумане. И в этом тумане с трудом видела, как засуетились, забегали люди. Кто-то побежал вызывать «скорую», кто-то — за бинтами и ватой. Дядя Боря наконец упал. Его поднимали, держали. И все боялись, что земля с газона, куда он завалился, случайно попадет в рану. Потом надрывно сигналя примчалась «скорая помощь». Беднягу уложили на носилки. Увезли. А народ долго не расходился. Соседи стояли возле просыхающей на асфальте лужи крови и судачили, судачили. Я все никак не могла выплыть из одуряющего тумана. Кто мне был дядя Боря? Да никто. Сосед с пятого этажа. Я даже с его детьми, с Витькой и Алькой — моими ровесниками — никогда не общалась. А тут испугалась за него. Испугалась, что умрет. И этот кошмар терзал меня весь день. Только вечером, когда Алька вышла во двор и сообщила, что отец будет жить, туман в моем сознании стал рассеиваться.
И вот сейчас, когда Валерка рассказывал о происшествии, давно забытый ужас вновь охватил меня. Я боролась с собой изо всех сил, пытаясь стряхнуть липкий, леденящий мозги и душу туман.
Мужчины принялись учить Аню и меня, как быстро приготовить «коктейль Молотова» и куда лучше швырять бутылку с этим «коктейлем». «Дети полка» лет десяти-одиннадцати, которых в нашей сотне было трое, отправились добывать бутылки из-под вина с узким длинным горлышком. Их держать удобней. Еще Астащенко-младший, в той, вчерашней жизни, как и его отец, работавший агрономом, объяснял нам, куда следует пихнуть арматурный прут, чтобы танк или БТР больше не смогли перемещаться в пространстве. Астащенко-старший издалека гордо наблюдал за сыном, притворяясь, что смотрит не на него, а на молодых и хорошеньких женщин. Мы, молодые и хорошенькие, но чертовски уставшие, стояли с арматурными прутьями в руках, внимательно запоминали. Танкисты хохотали, глядя на это зрелище. Не знаю, что смешного они нашли. Нам с Аней было не до смеха.
Через несколько часов тревога улеглась. Поступили новые, более точные сведения. Погибло не восемь человек, а трое. Все — молоденькие мальчики. А БТР-ы не прошли. Их остановили. Потом и совсем развернули. Но вот в Кубинке высадился танковый десант. Полным ходом идет на Москву. И сразу кто-то кричал, что зато Кантемировская дивизия на нашей стороне.
У меня все смешалось в голове: лица, события, день, ночь. Хотелось спать. Ноги и руки наливались свинцовой тяжестью. Иногда от усталости я хотела реветь. Тогда начинало казаться, что наше пребывание здесь бессмысленно. Ну что мы можем против танков? У нас ведь кроме арматурных прутьев и десятка бутылок с бензином ничего нет. Достаточно взвода солдат с автоматами, чтобы разогнать всех собравшихся у Белого дома. И танки не нужны. Подобные мысли кого угодно повергнут в тоску. Эта грандиозная попытка хоть что-нибудь изменить в нашей жизни представлялась мне безнадежной. И спасал меня только неуемный Валерка Хренов. С ним вечно приключались непонятные и смешные истории. Он по горячим следам делился со мной своими приключениями. Я хохотала. И усталость ненадолго отступала. И наше общее дело не казалось больше безнадежным. Раз у меня, у Ани, у Астащенко, у Сашки, у многих других есть силы смеяться — значит не все потеряно.
Уходила постепенно и неопределенность. Это странное гражданское противостояние близилось к концу. Двадцать первого часть гэкачепистов полетела в Форос. Мириться с Горбачевым. Дураки. Им надо было мириться с народом. В Форосе их и прижали. В нашей сотне делались долгосрочные прогнозы. Хренов громко, на всю площадь, кричал: «No pasaran!». Все немного расслабились. Между бетонными блоками, перегородившими улицу, постоянно горел костер. Мы почти не отходили от него. Сидели кружком и рассказывали анекдоты. Да, именно анекдоты. Хохотали от души. В один из таких взрывных моментов мы дружно откинулись от огня и вдруг замерли. Между блоками и оградой парка цепочкой шли высокие, накачанные парни в камуфляжной форме необычного фасона и расцветки. Шли по доскам, битому стеклу, различным железкам, ступая неслышно, как тени. Словно плыли по воздуху над всем этим мусором. Ни шороха, ни какого-либо другого звука. У всех на поясе висела маленькая сумочка, похожая на сумку-«банан». И каждый держал правую руку в кармане, видимо, пряча что-то. Мы просто оцепенели. Молча следили за этими парнями. Только Хренов, почти не разжимая губ, прошептал:
— Это «Альфа». Это настоящие профи…
Он дождался, пока «профи» пройдут. Вскочил и полетел к нашему сотнику Володе. Пошептался с ним. Володя помчался в Белый дом, а Хренов — туда, откуда пришли эти качки. И пропал…