Работаю актером

Великое дело — работать над прекрасным произведением, литературно полноценным, да ещё с хорошими партнёрами. Меня окружало много интереснейших партнёров. И среди них замечательная актриса и режиссёр Галина Волчек. Я давно уже говорю об этом и не перестаю повторять, что ты играешь тем лучше, чем лучше актёр рядом с тобой. Так вот, в работе с Галиной Волчек прелесть была в том, что она замечательный партнёр, замечательный, впрочем, как почти всякий крупный художник. Чем крупнее художник, тем он лучше как партнёр. Я имею в виду театральных мастеров. С Волчек удобно было, с нею было необычайно легко и созвучно. Мгновенное предложение сразу облекалось ответной реакцией и розыгрышем той или иной придумки, того или иного предложения. Молодые актёры, которые вместе со мной работали, конечно, очень старались, и они сыграли очень славно свои роли, но мастерства ещё нет, ещё нет этого второго дыхания, что ли, которое набирает мастер в определённом уже возрасте, когда не надо бежать, надо только показать, что ты бежишь, когда не надо усилий, надо только подтолкнуть в точном месте, и ты свалишь большую гору проблем.

Я просто благодарен судьбе, что в этой странной для меня, очень мне многое давшей работе была со мной рядом такая талантливая актриса, как Галина Волчек, одна из умнейших женщин, с коими мне приходилось встречаться, один из тончайших, точно чувствующих сегодняшнее время художников.

Режиссёр и мы, исполнители, тщились создать не иллюзию местечка Егупца, а театральный, несколько условный, мир, и декорация была подчёркнуто театральной (удачна она или нет, судить не берусь). Это был всё-таки театральный спектакль, снятый на плёнку, и приметы театральности не убирались, а, наоборот, всячески в нём подчёркивались.

О значении постановки «Тевье-молочник», о том, каков был его отзвук у зрителя, судить не мне. Ну а как воздействует на исполнителя та работа, которую он проделывает, воплощая подобное произведение?

Я не верю, чтобы человек мог перестроиться мировоззренчески в буквальном смысле этого слова, и такие актёрские заявления представляются мне мало убедительными. Но я знаю, погружение в прекрасную литературу естественно обогащает актёра, обогащает его знанием этой литературы уже не с наскока, а после глубокого изучения, потому что, работая над произведением, ты его, в общем говоря, штудируешь, поелику возможно глубоко и всесторонне. И вот эта работа над литературой Шолом-Алейхема, над образом Тевье-молочника, не знаю как зрителю, но мне доставила большую радость и великое удовольствие.

Актёр и зритель

Одно время видные кинорежиссёры и киноведы упорно утверждали, что театр, этот древнейший вид проявления человеческого творчества, скоро погибнет, так как его возможности просто жалки по сравнению с безграничными силами кино и бурно развивающегося телевидения. Эти выводы были сделаны не в пылу острой полемики, а на основе холодной и аргументированной констатации непреложных фактов.

Но пока, в наше время, эти мрачные прогнозы не оправдываются, и театр живёт и не уступает своей кафедры. И, что самое удивительное, в этот древний храм, где те же подмостки, тот же занавес, те же пыльные кулисы, что и сотни лет назад, и нет сногсшибательной техники, зритель идёт и идёт, оставляя надоевшего убийцу человеческого времени — телевизор и необъятные экраны кинотеатров.

В чём же секрет этой живучести, этого удивительного сохранения театром своего «я» в эпоху всеобщего увлечения техникой и преклонения перед ней? Вероятно, прежде всего в том, что театр сохраняет своё главное оружие — непосредственное, сиюминутное, живое общение между актёрами и зрителями. Это то настоящее, то человечески понятное, то единственно не тронутое холодными металлическими руками технизации, что бесконечно нужно сегодняшнему загнанному утомляющим ритмом жизни человеку.

Театр — это в наши дни редкое пристанище, где все естественное, натуральное, человеческое, где нет оглушающих усилителей, нет мёртвого мерцания экрана, нет всё заполнившей техники, а есть живые люди — актёры, естественные голоса, не увеличенные до устрашающих размеров глаза и человеческие страсти, которые кипят вот здесь, на сцене, и я их вижу, я их слышу, и я среди людей, какие они есть.

Люди стремятся к природе, это инстинкт самосохранения. Театр — это тоже природа, естество. И пока люди будут стремиться к природе, к естественному, до той поры театр будет существовать, не боясь ни телевидения, ни кино. Конечно, борьба есть борьба, и на одном правдивом отображении жизни театр не сможет существовать. Нужна глубина, философское осмысливание действительности, свой взгляд на окружающий мир, нужно бесстрашное проникновение в жгучие современные проблемы. Много чего нужно театру, чтобы выжить в этой борьбе.