Видел я и итальянский фильм, поставленный по этой пьесе, где играют замечательные актёры Софи Лорен и Марчелло Мастроянни, и тем не менее он производил тяжёлое, громоздкое впечатление. На настоящую драму не хватало темы, а играли всерьёз. И получалось тяжеловесное и мало трогающее зрелище.
Е. Р. Симонову удалось точно угадать и меру драматизма пьесы и меру иронии и понять частность показанных в ней событий.
Но мало режиссёру верно и талантливо решить спектакль. Надо ещё передать это решение в руки таких актёров, которые в силах донести до зрителей весь его смысл, весь жар. «Филумена Мартурано» — спектакль, где замечательно гармонично сочетались режиссёрское прочтение и блистательная игра исполнителей.
Вся неожиданная, экстравагантная, яростная, как волчица, защищающая своих детёнышей, Филумена — Ц. Л. Мансурова.
Недалёкий приживальщик, с грустью осознающий свою зависимость, но не имеющий ни сил, ни средств, чтобы избавиться от тягостного лакейского положения, Альфредо Аморозо — Л.М.Шихматов.
Злая, как оса, цепко хватающаяся за малейшую возможность выползти наверх служанка Розина — Л. А. Пашкова.
Но центром спектакля, его пружиной, его сердцем, его духом был не поддающийся старости, жадно любящий жизнь, элегантный и красивый, избалованный и привыкший к лёгким победам Доменико Сориано в поразительном исполнении Рубена Николаевича Симонова.
Перепуганный заявлением бывшей любовницы, ныне живущей в его доме на правах не то жены, не то домоуправительницы, — Филумены Мартурано — о том, что у неё трое сыновей и она желает, чтобы он женился на ней, он руками и ногами отбивается от этой ловушки. С пулемётной скоростью он выпаливает одно обвинение за другим в адрес «страшной» женщины. И сколько же было в нём растерянности, петушиной важности, детскости, сколько жалких угроз он произносил. Что-то легкомысленное, дрожащее проскальзывало в этих его угрозах и клятвах; никогда, никогда он не свяжет свою судьбу с такой ведьмой. «Ведьма ты, ведьма», — почти веря в свои слова, бросает он в лицо Филумене. Как же боялся эту непонятную ему женщину элегантнейший, но, сразу видно, пустоватый сердцеед!
Вот это «сразу видно» удивительно передавал Рубен Николаевич.
Уж очень он громко и много говорил, чтобы можно было поверить в его слова всерьёз. Этой тонкой подсветкой роли изнутри Симонов настраивал зрителя на точное отношение к своему герою. Он рассказывал об эгоистичности, легкомысленности человека, который готов на любой шаг, чтобы защитить свои уже последние сладкие годы. Этот красавец привык порхать над цветами жизни и вкушать их сладость, и он намерен это делать, пока хватит возможности. И не беда, что голова седая, не беда, что впереди старость. Он желает жить только так. Легкомысленный и не очень благородный господин. И Симонов настаивал на таком отношении к своему герою. В этом заключалась его тактика построения роли.
Актёрская работа — это поистине «писание на воде» — ничего не остаётся, кроме фотографий. Ну разве передашь, как играл Р. Н. Симонов? Какой это был и жалкий и смешной человек в своём «благородном» негодовании и гневе! Какой это был блистательный актёрский фейерверк! А его неподражаемый «сатанинский» хохот над Филуменой и её затеей? Рубен Николаевич хохотал неестественным, придуманным смехом, который должен был выразить всё его презрение к Филумене, весь его бодрый дух. Сначала высоким, потом средним и наконец низким угрожающим голосом изображал он этот «победный» хохот, бесконечно смешно и удивительно точно передающий его растерянность и испуг перед «ведьмой». Затем следовала пышная фраза: «Запомни этот смех, Филумена». И такое разнообразие приспособлений, такая психологически точная разработка роли, такое актёрское совершенство, такая лёгкость были в его игре, что зритель не мог оторвать глаз от этого переливающегося всеми цветами радуги мастерства.