Работорговцы. Русь измочаленная

— Нет лучше небольшой импровизации, потешной, как колдун в канализации. — Он тронул струны, гусли подхватили цепляющий внимание и затягивающий в себя напев. Молодцы сразу развесили уши, даже пиндосы в своём краю притихли и развернули копчёные хавальники.

Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о знакомствах в интернете.
Сегодня я для дорогих гостей
Поведаю одну из повестей.

Манагер жил в Москве с потухшим взором.

Он в офис как на каторгу ходил.
И встретился ему на блядском сайте
Такой же, только женский, крокодил.

Они сошлись в сети: волна и пламень,

Добро и ёршик, почечка и камень.
Был март, она в манагера влюбилась
И кошкой якорной в него, козла, вцепилась.

Раскрутка чувств пошла как от пружины,

Но понту нет от офисной скотины.
Манагер телефон не оставлял,
А вожделенно тёлку представлял.

Бухгалтерша с наплыва чувств взбесилась,

Рвалась на встречу, только что с того —
Манагер малохольный ждал зарплаты,
Да кризис секвестировал бабло.

Тогда она серёжки заложила.

На вечер у подруги одолжила
От хаты ключ заветный, стол накрыла.
Они сошлись в реале — два дебила.

Не знает промаха Амура лук,

Но юмор зол его, манагерам каюк.
Контрольным выстрелом, так, чтоб поржать ему,
Он свёл на хате мужа и жену.

— Подымем кружки, братия, за трудолюбивых пахарей, без устали бороздящих девственные лона… За мужиков! — закончил бард и залпом осушил кружку.

Сальное выступление Филиппа имело успех. Скворец распустил мошну и заказал второй круг. Ёрш пустился в разглагольствования о том, как отлёживался у молодки в Звонких Мудях.

— Мы разбойников на болотах зачищали, пострадал я тогда за дрот. Грудь огнём горела, думал, сдохну. Ничего, отлежался. Спустил только всё, пока болел. От коня седло осталось, в кармане блоха на аркане, в другом вша на цепи. Надо, думаю, двигать в Новгород, на базу. Ребята первое время помогут, там и жалованье дадут, да ещё за боевые выплаты причитаются. Собрался кое-как, а баба говорит: «Куда ты пойдёшь, воин, с раной недолеченной?» Я слабый, слушаю вполуха, и мнится мне, будто она изгаляется, мол, куда ты, пиздёныш вонький, сраный, недалече? Типа, ещё вчера под себя ходил, а нынче со двора отважился ступить, да недалеко уйдёшь. Понял так.

— А ты что на это? — гадко ухмыльнулся Филипп.

— Не простил обиды. Собрал всю злость в кулак, ка-ак дал ей в зубы. Объяснились потом, конечно, но после такого как остаться? Взвалил седло на горб и уплёлся. Иду и вижу — навстречу змей болотный тащится, вехобит недобитый. Глазки жёлтые, щёки впалые. Отчерпнул я тогда у него жизни пикой, в печёнки попал. Думал, наглушняк сделал, а он выжил.

— А ты что?

— Седло скинул, и за нож. Он свой заголенник достал. Стоим напротив, меня ноги не держат, у него руки трясутся. Встретились, называется, два вялых друга — волчий уд и колбаса. Не знаю, чем бы кончилось, но тут гопота фабричная со смены шла. Взяли вехобита под микитки и к себе на малину уволокли.

— Они там одного поля ягода, — смекнул Михан. — Этот рассадник надо калёным железом выжигать!

— Тогда в петлю придётся каждого третьего, — объяснил Скворец, — а из оставшихся половину на тяжёлые работы. Это если окончательно вопрос решить. Но так всё производство встанет. За это князь нас самих не помилует.

— Но если они разбойника укрывают, то делаются пособниками. Может, и сами в разбойники идут! — вспыхнул парень.

Скворец поглядел на него снисходительно.