Читаем Рабство и данничество у восточных славян полностью

Касаясь материальной грани данничества, следует сказать, что дань, взимаемая с «примученных» восточнославянских племен киевскими князьями в сообществе со своими дружинниками, выступала в качестве их заурядного корма, представляя, следовательно, потребительский интерес.45 В этом выражалась ее грабительская суть. Вместе с тем она была средством обогащения, приобретения сокровищ, которые имели прежде всего сакральное и престижное значение. Стало быть, за данью скрывались религиозные и этические побуждения, и с этой точки зрения она заключала в себе духовную ценность.

Платить дань, как мы знаем, есть позор и бесчестье, а получать ее — честь и слава. Если вспомнить, что честь и слава, по понятиям древних людей, означали благоволение богов,46 то в дани обнаруживается еще один религиозно-этический мотив.

Честь и слава добывались ратным трудом, в войнах, преследующих цель покорения (или обезвреживания) иноплеменников. Дань в этом случае являлась выражением покорности побежденных победителю, ибо «дать что-нибудь из своего имущества — значит дать что-то от себя, следовательно, дать власть над собой».47 Покорность была важна сама по себе как свидетельство силы и мощи победителей, обладания ими удачей и счастьем, как свидетельство, в конце концов, торжества их богов над богами побежденной стороны. Во всем этом проглядывает довольно сложный комплекс магико-религиозных и этических переживаний. Вот почему мы не можем рассматривать покорение и обложение данью восточнославянских племен в плане установления зависимости социально-экономического свойства, реализуемой в форме рентных отношений.

Порою, вероятно, изъявление покорности было важнее уплаты самой дани. Поэтому, надо полагать, размеры даннических платежей иногда имели чисто символический характер.48 Если это так, то мы получаем еще одно доказательство нематериальной, вневещной функции дани, связанной с престижем, славой и, конечно же, безопасностью, поскольку обязательство давать дань скреплялось языческой клятвой, присягой, что, безусловно, сдерживало агрессию данников по отношению к данщикам.

Не исключено, что выплата дани не являлась односторонней и безвозмездной, что взаимоотношения ее плательщиков и получателей предполагали обмен, так сказать, услугами. Включение восточнославянских племен в систему данничества означало присоединение их к | племенному суперсоюзу, возглавляемому Киевом.49 Вхождение в этот союз обеспечивало данникам покровительство и защиту киевских правителей, если возникала внешняя угроза.50

Данничество, как видим, насквозь пронизано архаическим сознанием, и нет никаких оснований полагать, будто дань — «это уже выход за рамки первобытного строя».51

Осуществленное нами исследование позволяет утверждать, что и войны, и рабство, и данничество — неизбежные спутники первобытной эпохи.

1 Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994, С. 348.

2 Первобытный стиль мышления, мотивации поведения первобытных людей обнаруживаются даже у современного человека. По наблюдениям Л. Леви-Брюля, «в нашем обществе не исчезли представления и ассоциации представлений, подчиненные закону сопричастности. Они сохраняются, более или менее независимые, более или менее ущербные, но неискоренимые, бок о бок с теми представлениями, которые подчиняются логическим законам. Разумение в собственном смысле стремится к логическому единству, оно провозглашает необходимость такого единства. В действительности, однако, наша умственная деятельность одновременно и рациональна и иррациональна: пра-логический и мистический элементы сосуществуют с логическими» (Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении С. 371). Примечательны в данной связи и слова К. Леви-Строса: «Все цивилизации, считающиеся (справедливо или ошибочно) высокоразвитыми— христианство, ислам, буддизм и, в несколько ином плане, цивилизация технического прогресса, ныне сближающая их, — по мере своего распространения вбирали в себя элементы "первобытного образа жизни, "примитивного" мышления, "примитивного" поведения которые всегда были объектом антропологических исследований. Незаметно для нас такие "примитивные" элементы видоизменяют эти цивилизации изнутри» (Леви-Строс К. Первобытное мышление. М·· 1994. С. 31). Тем больше оснований для сближения явлений, относящихся к различным этапам развития архаических обществ.

3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 164.

4 Там же. С. 108.

5 Социально-экономические отношения и соционормативная культура. М., 1986. С. 36.

6 Лавров Л. И. Этнография Кавказа. Л., 1982. С. 76. См. также: Социально-экономические отношения и соционормативная культура. С. 37.

7 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1986. С. 405.

8 Лавров Л. И. Этнография Кавказа. С. 71-72.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное