Рабство и данничество у восточных славян

По понятиям древних людей, чужой есть носитель злобных, губительных и потому опасных сил. Для пер. вобытного человека за пределами рода, племени, фратрии и других объединений по браку и родству «ле. жал непонятный и враждебный мир. "Мы" и "они", своц и чужие — характерная черта сознания на стадии первобытности».⁵⁶⁷ И «чем более раннюю ступень развития мы возьмем, тем нагляднее это выступает. Авторы, изучавшие строй жизни и верования австралийцев, а том числе колдовство, магию, замечали распространенность эмоции страха или жути и связь ее с межобщинной или межплеменной неприязнью. Всякую болезнь, смерть и другие беды австралийцы норовили приписать колдовству людей чужого племени, чужой общины. Чаще всего подозрение падало не на определенное лицо, а вообще на чужую группу. О племенах Арнгемовой Земли этнограф Спенсер сообщал, что они "всегда больше всего боятся магии от чужого племени или отдаленной местности". По относящимся к племенам центральной Австралии словам Спенсера и Гиллена, "все чужое вселяет жуть в туземца, который особенно боится злой магии издали". То же писал миссионер Чалмерс о туземцах южного берега Новой Гвинеи: "Это состояние страха, которое испытывают взаимно дикари, поистине плачевно; они верят, что всякий чужеплеменник, всякий посторонний дикарь угрожает их жизни…". Реальная вражда и воображаемый вред сплетаются в одном отрицательном чувстве к чужакам».⁵⁶⁸ Сказанное относится и к другим первобытным племенам.⁵⁶⁹ Конечно, мы далеки от того, чтобы приписывать восточным славянам точно такие же переживания и ощущения. Но отрицать вообще по отношению к ним нечто подобное также нет оснований. Недаром даже в Древней Руси всякий, кто побывал за рубежом, надеясь найти там спасение и помощь, дома навсегда оставался под подозрением, поскольку «наши предки полагали, что такой человек не просто странный, но чужой, хотя бы и немного, но уже не свой».⁵⁷⁰

С учетом изложенного становится понятным убеждение древних в том, что общение с иноземцами таило серьезную опасность и требовало особых предосторожностей.⁵⁷¹ Это убеждение было присуще и восточным славянам, что видно из поведения древлян и полян, засвидетельствованного летописью.⁵⁷²

К числу такого рода предосторожностей следует отнести установление специальных мест, где происходили встречи с иноплеменниками. По наблюдениям этнографов, у первобытных племен существовали «особые места для встреч, куда в известное время собираются различные группы специально для обмена».⁵⁷³ Вспомним, кстати, весьма примечательное описание Абу Хамидом ал-Гарнати меновой торговли у югры. Купцы приходили к месту, на котором росло «огромное дерево вроде большого селения, а на нем — большое животное, говорят, что это птица. И приносят с собой товары, и кладет [каждый] купец свое имущество отдельно, и делает на нем знак, и уходит; затем после этого возвращаются и находят товар, который нужен в их стране. И каждый человек находит около своего товара что-нибудь из тех вещей; если он согласен, то берет это, а если нет, забирает свои вещи и оставляет другие, и не бывает обмана. И не знают, кто такие те, у кого они покупают эти товары».⁵⁷⁴

Рассказ Абу Хамида не оставляет сомнений в том, что торговое место было сакрализованным, на что указывает «огромное дерево» и сидящая на нем птица. И дерево, и птица являлись, несомненно, священными, оберегающими безопасность туземцев. Вещи, оставленные при-Щельцами для обмена, подвергались здесь своеобразному очищению, прежде чем попасть в руки аборигенов, и тем самым становились безвредными для них. Показываться на глаза чужакам местные жители не решались, боясь оказаться во власти посторонних злых сил. То, что это было именно так, подтверждает Марвази, согласно сообщению которого народ йура (югра) торгует «посредством знаков и тайно из-за… страха перед людьми».⁵⁷⁵ Югра, по свидетельству Марвази, вообще избегала общения с чужеземцами, опасаясь их вредоносных чар: «Они [йура] — народ дикий, обитают в чащах, не имеют сношений с людьми, боятся зла от них».⁵⁷⁶

Не очень разнились, надо полагать, по части обычаев и нравов от своих северо-восточных этнических собратьев, угорских племен, жившие на северо-западе в новгородских владениях финно-угры.⁵⁷⁷ Для нас это положение приобретает особую важность, поскольку княгиня Ольга «уставляла» погосты по Мете и Луге, т. е. там, где обитали финно-угорские племена веси и води.⁵⁷⁸

Отталкиваясь от приведенных нами сведений, характеризующих отношение первобытных людей к чужакам, можно теперь составить представление о погостах, связанных с пребыванием княгини Ольги в Новгородской земле.