Из множества аспектов действительности произведения искусств выделяют главные, с точки зрения норм сложившейся культуры, вокруг которых и строят своё повествование. Искусство оказывается призмой, через которую человек должен посмотреть на себя, и не просто посмотреть, но и увидеть себя именно таким, стать таким. Не удивительно, что в связи с этим свойством конструирования человека заданного типа искусство со временем берётся на вооружение властью: в какой-то момент искусство становится призвано прививать государственную систему ценностей (Хобсбаум, 2017, с. 283) — в деле управления массами власть нуждалась в искусстве (с. 285).
Хорошей демонстрацией принципа, изложенного Айн Рэнд, являются сказки. Прекрасно известно, что это не просто способ занять детей перед сном, но и инструмент социализации ребёнка, механизм формирования особого восприятия мира (Эльконинова, Эльконин, 2008, с. 16). В сказке заложены основы понимания добра и зла и в целом социальных отношений в сложившемся обществе, выражают значимость принадлежности к группе (Улыбина, 2003, с. 106). Неся в себе следы архаики, прошлых эпох, ритуалов, обрядов и опыт жизнедеятельности многих поколений, сказка транслирует систему ценностей людей минувших эпох. Сказку можно рассматривать как способ передачи знаний о социальной реализации человека (Зинкевич-Евстигнеева, 2006, с. 7); слушая сказки, ребёнок накапливает в глубинах своего бессознательного некий "банк жизненных ситуаций", который может быть активизирован в случае необходимости, или останется в пассиве (с. 12). Или, как сжато сказал Сухомлинский, сказка — это духовные богатства народной культуры, познавая которые, ребёнок познаёт сердцем родной народ (Сухомлинский, 1973, с. 182).
Иначе говоря, да, сказка оказывается пресловутым ориентиром, но в каком социальном пространстве? В пространстве давно ушедших эпох. Ведь анализ сказок выявляет очень древнюю их природу — сюжетные линии транслируют образ жизни, существовавший как минимум во времена неолита (6–9 тыс. лет назад) или даже мезолита (10–12 тыс. лет назад), хотя некоторые исследователи обнаруживают в сказке и вовсе следы палеолита (Кузьменко, 2014, с. 19), ведь там часто присутствуют персонажи, добывающие пропитание охотой, что свойственно доземледельческому периоду (там же; и с. 62). То есть сказка транслирует образцы ценностей и поведения из такой глубокой древности, которая утратила часть своей силы более 10 тысяч лет назад, но, тем не менее, подготавливает ребёнка именно к тому, древнему целеполаганию и поведению. Ключевым же оказывается то, что эта древняя сказка даёт представление и об "идеальной семье" (Абраменкова, 2008, с. 102), заодно подготавливая девочек к практике брака, обязательным элементом которого оказывается оставление родного дома, в итоге ведущее к удачному замужеству (Кузьменко, 2014, с. 27).
Таким образом сказка подготавливает ребёнка к тем способам реагирования, которые были характерны древним обществам охотников-собирателей, закладывает в их психике сценарии давно исчезнувших обществ, существовавших в совершенно иных материальных и социальных условиях. Есть от чего насторожиться, разве нет? Насколько адекватны такие "вливания" в мозг детей уже многократно изменившегося общества? Повальная практика разводов, в разные годы доходящая аж до 70 % однозначно свидетельствует о том, что воспроизводство архаичных институтов в современных условиях никак не соответствует реалиям.
В этом ключе не удивительно, что руководство Центробанка России в январе 2019-го призвало "менять сказки", которые с ранних лет прививают детям неадекватное отношение к труду и награде, как в сказках про Золотую рыбку и Емелину щуку.
Некоторые эрудиты прошлого прямо отмечали вред художественной литературы. Шопенгауэр призывал запрещать молодёжи чтение романов, так как они скрывают истинный мир