Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

Неприемлемо, чтобы на этой военизированной стройке, имеющей жизненную важность, военнослужащий забывал, что он военнослужащий, и нарушал военную дисциплину. Я отправил сегодня двух командиров взвода под арест. Я их наказал за то, что они были не стрижены и небриты. Если я не прощаю больших нарушений, то не прощаю и малых. Потому что с них начинается недисциплинированность, а отсюда доходит до смертельных случаев или до людей, которые по пьянке убивают друг друга. Убежден, что именно это хотел сказать товарищ полковник Блэдулеску. Сейчас, соблюдая порядок, под наблюдением командиров, вы пойдете в столовую. Товарища капитана Кирицою, партийного секретаря, жду, чтобы он зашел ко мне в кабинет. Приятного аппетита в столовой!

– Здравия желаю! – выкрикивает весь строй, а полковник Станку поворачивается и удаляется, поглощенный ночью, из которой он, чудится, вышел.

Мы разбегается по взводам. Кричу своим:

– Внимание! Взвод, равняйсь! Взвод, смирно! Взвод, налево, по направлению к столовой, в колонне по одному, вперед быстрым шагом марш!

Люди поспешают, счастливые, в столовые залы, в то время как мы, офицеры и младшие офицеры, бредем устало позади них в свете прожекторов.

– Ну и дождь собачий! – говорит старшина Цику.

– Да будет тебе, Цику, – он тебе грехи твои смоет, – откликается капитан Шанку. – Вижу, что ни ты, ни лейтенант П'oра не чистите с гуталином свои ботинки! Не знаю, что вы еще будете делать в армии с такой недисциплинированностью, понимаешь, – продолжает он притворно, сохраняя неподвижное выражение на лице.

– Я думаю последовать совету товарища майора Михаила, – говорю.

– То есть?

И Шанку наполовину поворачивается ко мне, косо глядя на меня с чем-то вроде нервного любопытства.

– То есть сделаюсь пекарем, товарищ капитан!

Капитан Костя Вирджиникэ, который прибыл сюда из Фетешти, замечает:

– Недурно, лейтенант! Это самая древняя профессия в мире.

– Нье-е-ет! – говорит Шанку, протягивая слово на русский лад. – Самая древняя профессия в мире, Костя, – это профессия проститутки! Ты что, не знаешь?

– Неправда! Ну, сам подумай. Ни одна проститутка не возьмется за свое ремесло на голодный желудок. Она должна покушать. Так что все равно пекарь был сначала.

– Ну, тогда тоже не пекарь был сначала, а человек, который посеял зерно, потому что пекарь не примется печь хлеб, пока у него не будет зерна. А тот, кто посеял зерно, не мог бы его посеять, если б не было того, кто вспахал землю. И если так продолжать, то можно во всем запутаться – так, как мы запутались здесь, в Доме Республики.

– Не важно, – упрямствую я, – я сделаюсь пекарем! Хотя бы помру сытым! Совет майора Михаила – хороший.

– И я тоже в пекарню пойду! – вступает в разговор командир взвода Цику.

– Стой, Цику, какого черта ты туда пойдешь? Ведь место пекаря уже занял Пора, – удивляется Костя.

– Да, но сказал же товарищ Михаил: «Иди-ка ты, друг, в пекари или сторожа!»

– А-а-а-а! – протягивает Костя. – Значит, ты идешь в сторожа!

На секунду он задумывается, потом говорит:

– Нет, никто из вас ни в какую пекарню не пойдет. Вы как миленькие пойдете под арест и после этого прямо в военный трибунал – и ты, и ты, приятель (тут капитан передразнивает голос Михаила). И знаете почему? Потому что тот же товарищ Михаил сказал, дословно привожу его фразу: «Если тебе не подходит… командиром взвода, иди-ка ты, приятель, куда угодно, сделайся пекарем, сторожем!» А тут самое время для обсуждения вашего поведения. Итак, вам не подходит быть офицерами, приятель, – ваша проблема. Но это означает, что вы сознательно игнорируете тот факт, что «мы не должны забывать, что в первую очередь мы военные» (и здесь капитан имитирует глухой голос полковника Станку). Вы грубо нарушаете воинский устав. Капитан Шанку Дан!

– Слушаюсь! – произносит кратко, с поспешной услужливостью, Шанку, приближаясь мелкими шагами.

– Скажи-ка, какое полагается наказание за дезертирство и серьезное отклонение от воинских устава и морали!

– Год тюрьмы, – четко отвечает Шанку.

Но Костя набрасывается на него:

– Товарищ капитан! Год тюрьмы дают за разговоры в строю! А я говорю о дезертирстве!

– А-а-а! – говорит Шанку. – За дезертирство – три года!

– Тогда не буду пекарем, – говорит Цику.

– Вот так правильно, товарищ командир взвода. Ты сразу понял, как сильно любишь профессию кадрового военного.

– Так точно, товарищ капитан, – говорит Цику, сглатывая слюну.

– А ты, П'oра? – говорит Костя.

– Я, думаю, пришел к такому же выводу, как и товарищ комвзвода Цику. – Более того, заявляю, что у меня даже и в мыслях не было отказываться от военной формы и идти в пекари, но в минуту затмения я был введен в заблуждение подрывным и подстрекательским призывом товарища майора…

– Вот так – да! – с удовлетворением восклицает капитан. – Теперь ты рассуждаешь здраво! Можешь ли ты дать показания в этом смысле, товарищ?

– Когда угодно и чистосердечно, – говорю с притворным раболепием.