Рабы Парижа

Так, например, несколько лет назад он некоторое время был совсем без практики. И тогда, недолго раздумывая, изменил свою специальность и объявил себя гомеопатом. И даже стал издавать журнал, хотя журнал этот скончался ровно на пятом номере своего существования, вызвав только смех в образованном мире. Впрочем, он и тут не растерялся, начав смеяться злее и беспощаднее, чем другие, обнаруживая в себе задатки философа.

Короче, доктор Ортебиз ни к чему не относился всерьез и с уважением.

Но в эту минуту Маскаро, отлично знавший эту его манеру обращения, все-таки был несколько обижен его легкомысленным тоном.

— Если я тебе писал и просил прийти сегодня утром затем, чтобы ты, спрятавшись в моей комнате…

— Там окончательно замёрз! — подхватил, как ни в чем не бывало, доктор.

— Мы затеваем сейчас громадное дело, Ортебиз, громадное… В случае неудачи его последствия могут быть для нас весьма опасны… Ты должен принять участие в этой игре…

— Ну, что ж, я, разумеется, всегда и везде с тобой… Зажмурив глаза, иду на все, ты хорошо знаешь… Раз ты берешься, значит, дело верное. Ты ведь не такой человек, чтобы проигрывать…

— Ты прав. И все-таки в этом деле есть шансы на проигрыш…

Доктор перебил своего приятеля, молча указав ему на маленький золотой медальон, висевший у него на часовой цепочке. Этот жест, видимо, не понравился Маскаро.

— Что ты мне все тычешь в глаза свою побрякушку, — гневно бросил он, — разве я без тебя не знаю, что всегда могу отравиться тем, что ты в нем таскаешь? Нечего сказать — хороша предосторожность! Я думаю, лучше было бы с твоей стороны вместо этой глупости дать мне какой-нибудь дельный совет!

В ответ на это доктор с улыбкой развалился в кресле, подобно какому-нибудь средневековому барону, приготовившемуся держать речь перед своими вассалами.

— Ну, что ж, если тебе так вдруг захотелось мудрых советов, то было бы лучше вместо меня пригласить нашего общего друга Катена. В таких делах он больше меня смыслит, как адвокат и стряпчий.

Имя Катена настолько возмутило Маскаро, что он в бешенстве сорвал с себя свою греческую шапочку и забросил ее куда-то в угол за бюро.

— И ты, Ортебиз, всерьез позволяешь себе говорить мне подобные вещи?

— А почему бы и нет?

Достойный директор конторы даже сорвал с носа очки. Он хотел поближе рассмотреть своего друга — до того невероятным показалось ему сделанное предложение.

— Ну, и что же тут удивительного? — вел свое доктор, — месяца два, как он перестал бывать даже у Мартена-Ригала…

— Ах, перестань! Твои шутки более, чем странны… Вспомни, как поступил с нами этот человек, которому мы помогли сделать карьеру. Теперь он богач, хотя и тщательно скрывает это!

— Ты думаешь?

— Если бы он сейчас был передо мной, я бы ему, как дважды два, доказал, что у него, по крайней мере, миллион!

Глаза доктора-весельчака вспыхнули.

— Неужели миллион? — спросил он.

— Да, если не больше! Он не то, что мы с тобой, Ортебиз. Мы все еще настолько глупы, что золото течет у нас между пальцами, как песок. Мы не отказывали себе в удовольствиях и капризах, а он все копил и копил!

— Ну, что ж, если он создан без желудка, без темперамента и без страстей…

— Это он-то?! Да он развратничает больше нас с тобой, вместе взятых, да-да! Пока, например, мы с тобой кутили, он за это время брал в свою пользу больше двадцати на сто! Сосчитай, сколько ему перепадет таким образом за год…

— За год? Ты меня утомляешь. Знаешь, я плохой математик. Полагаю, тысяч до сорока наберется…

— Ну, а теперь умножь эту сумму на двадцать лет, в течение которых он пребывал с нами в компании.

Но арифметика всегда была камнем преткновения для доктора; впрочем, чтобы доставить удовольствие другу, он попытался сложить…

— Сорок и сорок, — начал он рассчитывать с помощью пальцев, — это восемьдесят, затем еще сорок…

— В целом составит восемьсот тысяч франков, — подсказал ему Маскаро, — теперь клади на мою долю столько же — и выйдет, что мы миллион шестьсот тысяч франков пропустили мимо своего носа!

— Ужасно!

— Еще бы не ужасно! Теперь ты видишь, что Катен не может не быть богатым. Вот почему я его начал избегать: у нас отныне разные интересы. Он, пожалуй, не прочь по-прежнему получать свою долю, но рисковать он уже больше не желает. Вот уже два года, как он не предоставил нам ни одного дела. С тех пор, как он нажил деньги, ему везде чудятся опасности, и все его советы, как отрыжка сытых обедов.

— Но изменить нам он все-таки, надеюсь, не способен. Маскаро не ответил, продолжая размышлять.

— Да, пожалуй, ты прав, — ответил он, помолчав, — есть вещи, в силу которых он должен нас бояться. Он знает, что если один из нас сорвется, сорвутся и остальные двое. В этом наша гарантия, что он не предаст. Знаешь ли, какую штуку загнул он мне, когда мы в последний раз виделись? Он сказал, что пора нам закрыть свою лавочку и заняться чем-нибудь другим! Будто для нас, как и для него, успевшего набить карманы, могут существовать какие-то другие занятия! Для нас, для нищих! Ну, назови, Ортебиз, сумму своего капитала!

Достойный врач со смехом вытащил из кармана свое портмоне и начал считать…