Рабы Парижа

— Может, вы нам откроете, какие именно? — спросил Тантен.

— Держу пари, — засмеялся доктор, — у него уже появились любовные истории!

— Вот! Это письмо от Флавии. Я могу не сомневаться в ее чувствах ко мне! Теперь я не сомневаюсь, она будет моею!

Тантену этот телячий восторг не понравился.

— Вы счастливы? — сквозь зубы спросил он.

— Еще бы! Конечно! Я ведь даже ничего не делал для этого. Вчера она вздумала капризничать со мной, а я взял и ушел раньше времени!

Поль бессовестно врал. Он сам переживал оттого, что Флавия надула губки.

— Видите! Как я правильно сделал! — продолжал он трещать с великолепной наглостью. — Вот и доказательства! Бедная девочка! Послушайте, что она пишет мне…

Поль кокетливо откинул назад свои прекрасные белокурые волосы, принял позу, казавшуюся ему особенно изящной, и принялся читать:

"Друг мой!

Я горько раскаиваюсь в том, что вчера была так нелюбезна с вами. Я не спала всю ночь. Но, Поль, я страдаю больше, чем вы!

Некто, любящий меня, твердит мне, что девушка, которая хочет быть любимой, не должна проявлять собственных чувств. Разве это справедливо?

Это было бы для меня слишком печально, потому что я никогда не сумею скрыть своих чувств. Доказательством этому служит то, что я сейчас вам сообщу.

Мой отец — один из добрейших и благороднейших людей. Он беспредельно любит меня. Так что, если с вашей стороны явится с предложением наш уважаемый доктор и я буду просить его о том же, он не устоит и благословит нас".

— И это письмо не тронуло вас? — сухо спросил Тантен.

— Помилуйте! У нее миллион приданого!

— Господи! — вскричал Тантен, — если бы он хоть действительно так считал, как представляет нам! Но ведь это все одно фанфаронство!

— Успокойся, — заметил Ортебиз, — он всего лишь ученик.

Но Тантен не мог успокоиться. Он подошел к Полю и, заглянув ему в глаза, произнес:

— Мне жаль ее. Ты никогда не оценишь, чем ты обязан этой девушке, этой нежной, любящей душе…

Эти слова, а главное тон, которым они были сказаны, смутили Поля. Он никак не мог понять, почему люди, которые сами толкнули его на низшую ступень падения, теперь его же за это презирают. Он хотел высказать им это. Но Тантен уже пришел в себя и вернулся к своему обычному шутливому тону.

— Мое дело сделано, — заявил он, — я пришел, чтобы поддержать вас, но вижу, что вы в этом не нуждаетесь.

— Он делает невероятные успехи, — добавил доктор.

— Настолько невероятные, что пришло время спрашивать с него не как с ученика, а как с коллеги, — подтвердил Тантен. — Послушайте, Поль. Сегодня вечером Маскаро будет говорить с Каролиной Шимель, от которой надеется узнать кое-что интересное для вас. Завтра в два будьте в конторе.

Полю хотелось еще поболтать с ними, но Тантен сухо простился с ним и ушел, увлекая за собой доктора.

— Пошли скорее, — прошептал он Ортебизу, — а то боюсь, я не выдержу и отделаю этого кривляку. О, Флавия, Флавия, сколько ты еще прольешь слез из-за своего сегодняшнего безумия!

Еще долго после ухода своих гостей Поль не мог объяснить себе перемену в их обращении с ним. Настроение его было испорчено.

— Черт их разберет, — подумал он, — они смеются над моими надеждами, моей верой в них…

В бессильной злобе он заскрежетал зубами.

Но доктору и Тантену было не до него. Они думали об Андре.

— Пока я не узнаю все о нем, виконтессе и бароне, надо запретить Круазеноа показывать свой нос у Сабины, — сказал Тантен. — Я приставил к каждому из них по глазу и уху, так что, думаю, скоро я буду знать все, и мы еще поборемся…

За разговором незаметно они дошли до бульвара. Тантен остановился и вынул из кармана часы.

— Однако, как время летит! Уже четыре часа. К сожалению, мы должны расстаться. У меня больше нет ни минуты. И не трусь, я сумею отстоять тебя!

— Вечером увидимся?

— Не знаю, вряд ли. Сейчас надо поесть, а вечером у меня свидание с Тото-Шупеном и Каролиной Шимель. Готов голову заложить, что тайна Шандоса в руках у этой девки. Безусловно, она будет упираться, но я знаю ликер, который может развязать язык кому угодно, а выпить она любит!

26

Видимо, Тантен действительно спешил. Вопреки своей привычке ходить пешком, он нанял фиакр, пообещав кучеру целый франк сверху, если тот поторопится.

На углу улиц Бланш и Дуэ они остановились. Приказав кучеру ждать себя, старик быстро направился к дому, в котором молодой Ганделю устроил гнездышко для своей Розы, или Зоры де Шантемиль.