Рабы Парижа

Так зачем же вернулся господин Норберт?

Жан понял, что ответ может быть только один: чтобы отомстить. Если бы молодой человек решил подать на отца в суд, то он бы не вернулся.

Значит, болезнь герцога не случайна? Или она просто совпала по времени с возвращением сына и его месть так и не осуществилась? Возможно, рассуждения умного слуги на этом бы и закончились, а подозрения не превратились бы в уверенность, если бы в эту минуту взгляд Жана не остановился на каменных плитах двора под самым окном столовой.

Там, в лужице вина, лежал разбитый вдребезги стакан герцога.

Никто, кроме старого де Шандоса, не посмел бы пить из этого стакана.

Жан бросился в столовую, и увидел на столе наполненную на три четверти бутылку красного вина.

Он осторожно налил на ладонь несколько капель, взял их на язык — и тут же выплюнул. Никакого особого привкуса, которого бы не следовало иметь старому вину, не было.

Но все предыдущие размышления Жана вели в этом направлении. Поэтому он унес бутылку в свою комнату, внимательно следя, чтобы никто его при этом не заметил, и там спрятал ее.

Затем послал одного из работников за доктором (теперь он уже сомневался в том, что молодой хозяин побежал в Беврон), велел коновалу Мешине ни на мгновение не отходить от бесчувственного герцога, и отправился на поиски господина Норберта.

Как он и предполагал, на дороге в Беврон маркиза никто не видел.

Жан свернул в лес и бегал по зарослям более двух часов, пока заметил на поляне одинокую человеческую фигуру, лежавшую ничком в траве.

Это был его молодой хозяин.

Инстинкт, при сильных душевных потрясениях заменяющий человеку волю, привел юношу после безрассудного побега на то самое место, где он обычно встречался с Дианой, туда, где он когда-то впервые почувствовал себя счастливым.

Жан нагнулся и тронул его за руку, думая, что маркиз без сознания.

Норберт с диким воплем вскочил на ноги, словно слуга коснулся его раскаленным железом. Юноше почудилось, что на него легла рука вершителя правосудия Божьего.

— Успокойтесь, господин мой: это я, Жан.

— Что тебе нужно?

— Я искал вас, чтобы уговорить вернуться в замок.

— Вернуться в замок?!

Норберт подался назад.

— Я умоляю вас сделать это немедленно.

— Хорошо… Но только не сейчас!

— Нет, хозяин. Ваше отсутствие в такую минуту будет непонятно. Начнутся лишние разговоры, поиски… Ваше место — у постели отца.

— Ни за что!.. Нет!.. Никогда!..

Не тратя больше слов, Жан взял молодого человека за руку и повел домой.

Норберт не оказывал ни малейшего сопротивления. Он шатался, как пьяный, и спотыкался о каждый камень. Только твердая рука слуги удерживала его от падений.

Верный Жан провел юношу через двор замка и по лестнице. Только у самой двери отцовской спальни Норберт неожиданно остановился и попробовал освободиться.

— Я не хочу… Не хочу… — повторял он, отбиваясь.

Жан крепко взял его за руку и раздельно, внятно проговорил:

— Вы пойдете туда и будете рядом с отцом, пока его судьба не решится. Только так вы сможете спасти честь вашего имени.

Норберт перестал упираться. Он вошел в распахнутую слугой дверь и медленным шагом осужденного, поднимающегося на эшафот, приблизился к ложу отца. Затем опустился на колени и заплакал, держась за похолодевшую руку герцога.

Стоявшие вокруг крестьяне де Шандоса громко вздыхали, слушая рыдания юноши.

Бледный, как будто в нем не осталось ни капли крови, дрожащий, словно в ознобе, Норберт, казалось, потерял рассудок.

На самом же деле он, дойдя до крайних пределов нервного напряжения, пришел в себя. К приезду доктора он овладел своими чувствами настолько, что выглядел уже просто опечаленным сыном.

Доктор одобрил действия коновала, долго осматривал больного и, наконец, обратился к молодому маркизу:

— Ваш отец погиб.

Норберт вздрогнул.

Присутствующие перекрестились.

— Возможно, — продолжал доктор, — мы спасем герцогу жизнь, но ничто уже не вернет ему разум. Простите, что говорю вам правду. Не оставляйте его одного. Мешине привезет лекарство, а я, ваша светлость, вернусь утром.

Доктор уехал. Крестьяне разошлись по домам.

Норберт остался наедине с живым трупом своего отца.

Юноша продолжительное время не двигался и ничего не говорил. Что происходило в его душе? Дай нам Бог никогда не узнать этого…

Вдруг он вскочил, выпучив от страха глаза и зажав рот рукой, чтобы не закричать: он вспомнил о бутылке. Если кто-нибудь из нее выпьет, то будет новая жертва — и все откроется!

Он осторожно, — так, чтобы не скрипнула ни одна половица, — спустился в столовую и тихо отворил дверь.

Бутылки на столе не было!

Лихорадочные поиски ни к чему не привели.

— Господи, прости меня и помилуй! — в отчаянии шептал преступник.

Дверь медленно отворилась — и неслышно вошел Жан со свечой в руке.

— Господин маркиз, не отходите от отца, — сказал он.

— Сейчас, сейчас… Одну минуту… Я скоро вернусь к нему, — бормотал юноша. Глаза его непрерывно блуждали по слабо освещенной комнате.

— Вы что-то ищете?

— Да… То есть, нет…

Слуга подошел к хозяину и шепнул ему на ухо:

— Вы ищете бутылку.

— С чего ты это взял?