Рабы Парижа

— Я понимая ваше положение. Неизвестность мучительна. Но, к сожалению, должен вас огорчить. Я сейчас не знаю, чем бы мог вам помочь. Ведь я вчера послал ее отцу отказ от женитьбы, что само по себе равносильно оскорблению. Ведь он может посчитать, что она умирает от горя.

— Черт! Я и не подумал об этом!

Брюле не меньше Андре был потрясен известием о болезни Сабины. Лихорадочно перебирал разные варианты… Наконец, он вспомнил о существовании одной общей с Мюсиданами родственницы, виконтессы Буа-д'Ардон.

— Придумал! — воскликнул он. — Сейчас мы с вами поедем к моей кузине, она будет рада оказать нам услугу и пошлет кого-нибудь узнать о здоровье Сабины! Она достаточно глупа, но сердце у нее доброе. Кстати, карета стоит у подъезда.

Когда барон сел в карету с этим «проходимцем», лакеи были буквально ошеломлены. И сошлись на мысли, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

Молча они доехали до дома виконтессы. Барон; попросив Андре подождать его, кинулся в переднюю.

— Виконтесса у себя? — спросил он у слуги, отлично его знавшего.

— Принимают…

Розовая, пухленькая, с белокурой головкой и прелестными глазками, виконтесса Буа-д'Ардон слыла самой обольстительной женщиной Парижа. В свои тридцать лет она жила легко и независимо, никогда ни о чем не задумывалась, вызывая безумную зависть у своих приятельниц, которые, конечно же, обливали ее за глаза всевозможной грязью.

На свои туалеты она тратила более сорока тысяч в год и постоянно плакалась мужу на то, что ей буквально нечего надеть,

Готовая на любые безрассудства, допуская множество промахов с точки зрения света, приписывавшего ей десятки любовников, на самом деле она была просто невинным ребенком, обожавшим удовольствия.

Она была безумно влюблена в своего мужа, позволявшего ей прыгать и кружиться в этом вихре удовольствий, но так, что она всегда ощущала его сильную, властную руку, и, что греха таить, побаивалась.

Такова была виконтесса Буа-д'Ардон, ее родственница барона Брюле-Фаверлея.

Сидя в маленькой гостиной, она рассматривала туалет, только что присланный от Ван-Клопена. Она собиралась надеть его после возвращения из оперы, чтобы поехать на бал к австрийскому посланнику. При виде барона она захлопала в ладоши. Она очень любила кузена. В детстве они вместе целыми месяцами гостили у дяди — барона Фаверлея.

— Ах, это вы, Гонтран! — закричала она, так как они привыкли называть друг друга по имени. — В такой час? Что с вами? У вас такой расстроенный вид!..

— Я очень обеспокоен. Дело в том, что, как я узнал, мадемуазель Мюсидан опасно больна!

— Боже мой! Представляю, каково вам! Но что же с бедняжкой?

— Я затем и приехал к вам. Клотильда, дорогая, пошлите, пожалуйста, кого-нибудь узнать, что там случилось…

Виконтесса широко открыла свои огромные глаза.

— Вы шутите? Что же мешает сделать это вам самому?

— Я не могу. И, ради Бога, не спрашивайте у меня, почему. Иначе я вам вынужден буду солгать. И, умоляю, сделайте так, чтобы Мюсидан не узнал, что это делается по моей просьбе.

Виконтессу съедало любопытство. Но тем не менее она промолчала.

— Пусть будет так, как вы хотите. Но мне кажется, что лучше уж самой мне отправиться туда. Дайте мне только пообедать. Муж терпеть не может сидеть за столом один.

— Весьма благодарен. Итак, я возвращаюсь к себе в надежде сегодня же получить от вас ответ.

— К себе? Нет, нет и нет! Вы пообедаете вместе с нами!

— Это невозможно. Я не один. В карете меня ожидает товарищ.

По тону барона виконтесса поняла, что настаивать бесполезно. А потому заявила, что уж в другой раз она его не выпустит.

— Сегодня вечером вы получите от меня записку, а сейчас можете отправляться к своему противному товарищу!

Брюле крепко сжал ее маленькую ручку и бросился к карете.

— Ну, что? — воскликнул Андре, едва завидя его.

— Терпение, — отвечал барон. Мы получим от нее ответ сегодня же. Но о болезни Сабины ей ничего не известно, что само по себе — добрый знак.

— Господи! — простонал Андре так, будто ему предстояло ждать не часы, а века.

— Согласен, что не так срочно, как хотелось бы, но что делать? Я надеюсь, вы не откажетесь побыть со мной, пока нам принесут ответ. Отобедаем вместе…

Андре молча кивнул головой. Ему сейчас все было безразлично. Где быть, с кем, все это сейчас не имело значения.

Когда барон появился у подъезда опять в сопровождении этого блузника, прислуга пришла в смятение.

Увидев же их за одним столом, да еще после того, как барон выгнал всех из столовой, они решили, что их господин сошел с ума.

Сами они так и не смогли есть. Разговор, едва начавшись, прервался. Положение обоих было таким тягостным, что они даже не замечали всех странностей ситуации и реакции на них окружающих.

После обеда Андре уселся на стул в уголке. Он не сводил глаз с часов.

Барон расположился у камина, яростно ворочая в нем уголья.

К десяти чесам в передней послышался шорох шелкового платья, и в двери, как вихрь, ворвалась виконтесса Буа-д'Ардон.

Приход ее в такое время был более, чем странен, но для нее не существовало странностей.