Рабы Парижа

Последний вопрос совершенно смутил и поразил Поля.

— Да, это так, — ответил он, — но я не предполагал, что Тантен настолько сведущ о моем прошлом. Значит, стены, разделяющие нас с ним, еще тоньше, чем я предполагал.

Будь Поль хоть немного опытнее, он давно бы заметил в руках старика бланки с инициалами П и В.

— Ваша матушка, — продолжал его новый покровитель, — в последние пятнадцать лет жизни держала небольшой магазинчик скобяных товаров.

— Да, это так.

— Но что могла приносить торговля подобного рода, да еще в Пуатье? Разумеется, очень мало. К счастью, у нее была, кроме этой торговли, еще тысяча франков ежегодного пенсиона, с помощью которого она жила и воспитывала вас.

На этот раз Поль вскочил со своего места.

— Милостивый государь, — бормотал он, вконец оглушенный, — кто мог вам открыть тайну, которую я никому не доверял с тех пор, как нахожусь в Париже? Это обстоятельство моей жизни не было известно даже Розе!

Маскаро добродушно пожал плечами.

— Вы должны понимать, что человек в моем положении обязан знать многое, что другим обыкновенным лицам кажется недоступным… Помилуйте, да без этих сведений меня бы постоянно обманывали.

Больше часа находился Поль в конторе Маскаро. Все же он не мог никак постичь, к какому разряду принадлежит это любопытное заведение.

Он вспомнил приказание, которое, сломя голову, пустился исполнять Бомаршеф. Нет, он решительно ничего не понимал…

— Но, если я и любопытен, — продолжал почтенный старик, — то смею вас уверить, что и скромен, поэтому не бойтесь говорить мне самую горькую правду. Скажите, каким образом ваша матушка получала эту ренту?

— Каждые три месяца по переводному векселю от одного парижского нотариуса.

— Гм, а известно ли вам лицо, которое выдавало эту сумму?

— Нет, я его не знаю.

Поля уже не на шутку начинали тревожить все эти объяснения. Тысячи странных ощущений и мыслей роились в его голове, а вопросы из уст Маскаро продолжали сыпаться — вежливо и даже несколько беспечно. В нем чувствовался человек, которому вменено в обязанность испытывать совесть другого.

Немного помолчав, господин Маскаро продолжил разговор.

— Мне кажется, что сумму эту выделял не кто иной, как ваш отец.

— Нет, нет, этого быть не может!

— Но почему вы так думаете?

— Моя мать клялась мне в этом на смертном одре. Смею вас уверить, она была святая женщина. Я слишком любил и уважал ее, чтобы часто говорить с ней о подобных вещах. Но как-то мной овладело это скверное любопытство, и я начал выспрашивать, кто же был наш тайный благодетель? Но слезы ее убедили меня в том, что я причинил ей боль… По рассказам моей матери, отец мой умер раньше, чем я родился.

Господин Маскаро, казалось, даже не замечал сильного волнения своего собеседника.

— Стало быть, после смерти вашей матушки вам прекратили выплачивать ренту?

— Нет, она прекратилась еще раньше. С того дня, как наступило мое совершеннолетие. Этот день до сих пор живет в моей памяти. Вечером, в самый день моего рождения, мать приготовила кое-что к столу, она всегда пыталась как-то отметить день моего появления на свет…

— …Бедный мой Поль, — сказала она, — когда ты у меня родился, один добрый и великодушный друг обещал мне помочь воспитать тебя. Он сдержал свое обещание. Сегодня тебе минуло 20 лет, и рассчитывать далее на его помощь не следует. Отныне ты совершеннолетний и не должен брать ни от кого и ничего даром. Ну, а я теперь могу надеяться только на тебя и зависеть только от тебя. Отныне трудись сам, будь честен и помни: в твоем положении человек вынужден трудиться вдвое больше других, чтобы проложить себе честную дорогу в жизни…

Поль прервал свой рассказ, волнение овладело им так сильно, что две крупные слезы медленно скатились по его щекам.

— Год и восемь месяцев спустя, — продолжал он, — моя мать вдруг умерла, не успев даже приготовиться к смерти. Я остался совсем один в жизни, без семьи, без друзей. Если бы мне случилось умереть, некому бы даже было проводить меня до кладбища, я просто могу исчезнуть, и никто даже не вспомнит обо мне, никому нет дела до моего существования…

Физиономия господина Маскаро становилась все более серьезной.

— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете свое одиночество. Я знаю, что у вас есть близкое существо…

Поднявшись со своего места, как бы затем, чтобы рассеять владевшее им волнение, он начал расхаживать взад и вперед. Потом остановился и быстро подошел к молодому человеку, который, казалось, полностью ушел в себя.

— Я не хочу, мой юный друг, — тихо произнес он, — продолжать далее этот разговор, который так неприятен вам.

— Но ведь этот разговор ведет к моей же пользе, милостивый государь, — дипломатически заметил Поль, — именно так я понимаю вас…

— Мне нужно было немного испытать вас, чтобы судить, насколько вы откровенны и правдивы. Зачем мне это, я бы мог и сейчас вам открыть. Но будет лучше, если вы узнаете все несколько позже. Отныне вам следует знать одно: обо всем, что касается вас, я буду осведомлен во всех подробностях.