Рабыни дьявола (Ты, Марианна)

– Ба! Кто знает, до чего может довести любовное исступление! Разве не сказал святой Августин: «Мера любви – это любить без меры…»? Великие слова!.. И как справедливы! Что касается легенд, то всегда есть средство уладить с ними дело! Чтобы они хорошо кончались, достаточно захотеть этого и… изменить в них несколько строчек!

Едва причалив, бриг был залит пестрой шумливой толпой, жадной увидеть поближе мореплавателей, появившихся с другого конца мира. Американский флаг достаточно редко появлялся на востоке Средиземного моря. К тому же все знали, что на корабле находится знатная придворная дама, и каждый хотел увидеть ее поближе. Язону пришлось поставить Калеба и двух особенно сильных матросов у лестницы на полуют, чтобы избавить Марианну от слишком бурных выражений восторга.

Тем не менее он позволил подняться одному мужчине, элегантно одетому в небесно-синий сюртук и панталоны орехового цвета, которого капитан Монфор кое-как протащил через толпу и чей великолепный шелковый галстук хоть и сбился назад, но остался на его шее. За ними следовал, как украшенная султаном тень, полковник 6-го пехотного полка.

Стараясь перекричать невозможный шум, Монфор сумел представить прибывшим полковника Понса, пришедшего поздравить всех от имени генерал-губернатора Донцелота с благополучным прибытием, и сенатора Аламано, одного из главных нотаблей острова, у которого была заготовлена приветственная речь. В цветистых выражениях, много потерявших из-за окружавшего их гама, сенатор пригласил Марианну «и ее свиту» сойти на землю и согласиться на гостеприимство в его доме на то время, пока «Волшебница» будет исправлять в порту свои повреждения.

– Я смею утверждать, что ваша светлость найдет там бесконечно лучшие условия, чем на корабле, как бы он ни был хорош, и особенно избавится от назойливости любопытных. Если она останется здесь, ей не будет ни сна, ни отдыха… и графиня Аламано, моя жена, придет в отчаяние, ибо для нее величайшая радость принять вашу светлость!

– Если мне позволят присоединить свой голос к голосу сенатора, – вмешался полковник Понс, – я скажу госпоже княгине, что губернатор изъявил желание принять ее в крепости, но его убедили, что жилище сенатора, безусловно, более приятное для такой молодой и прелестной дамы…

Марианна в нерешительности не знала, что делать. У нее не было никакого желания покинуть корабль, потому что это одновременно значило покинуть Язона… и как раз в тот момент, когда он как будто начал смягчаться. Но, с другой стороны, не хотелось разочаровывать этих людей, которые так тепло приняли ее… Сенатор был кругленький, улыбающийся, и даже гордо закрученные длинные черные усы не могли сделать грозным его добродушное лицо.

Когда она взглядом спросила Язона, она впервые за долгое время увидела его улыбку.

– Я сожалею, что разлучаюсь с вами, сударыня, но… эти господа, безусловно, правы. На протяжении нескольких дней… трех или четырех, я думаю… пока мы будем ремонтироваться, ваша жизнь на борту станет, откровенно говоря, довольно неприятной, не забудьте и о навязчивости любопытных. Там же вы хорошо отдохнете в спокойной обстановке.

– А вы придете меня проведать?

Его улыбка стала более явственной, приподняв в знакомой ей насмешливой манере угол рта, а взгляд, который он не отводил от глаз молодой женщины, обрел почти прежнюю нежность. Он взял руку Марианны и быстро поцеловал ее.

– Конечно! Если только сенатор не покажет мне на дверь.

– Я? Сладчайший Иисус!.. Но, капитан, мой дом, моя семья, мое добро – все к вашим услугам! Вы можете расположиться у меня со всем вашим экипажем и на любое время, если пожелаете. Я буду самым счастливым человеком…

– Похоже, что у вас громадные владения, сударь, – рассмеялся Язон. – Но я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством. Спускайтесь, сударыня, я сейчас пришлю вашу горничную, и вам доставят багаж, который вы укажете! До скорого свидания!

Короткая команда, несколько свистков – и экипаж освободил палубу, чтобы Марианна и ее эскорт смогли сойти.

Молодая женщина взяла предложенную сенатором руку и, сопровождаемая Аркадиусом и Агатой, счастливой возможностью оказаться на твердой земле, направилась к выходу и вступила на мостки, соединявшие корабль с набережной, в то время как сенатор вел ее с гордостью короля Марка, представляющего Изель своим народам.

Марианна непринужденно спустилась к аплодировавшей толпе, покоренной ее улыбкой и красотой. Она была счастлива. Она чувствовала себя красивой, восхищающей и удивительно молодой, особенно от того, что ей не было нужды оборачиваться, чтобы ощутить на себе взгляд, которого она недавно уже отчаялась добиться.