А во сне, она снова провалилась в белесый туман, из которого то вылетала плетка и больно била по спине, то что-то сжимало голову и впивалось в виски или что-то выворачивало руки. Под конец, из тумана всплыла странная конструкция, чем-то похожая на девичьи босоножки. «Босоножки боли» откуда-то прозвучал веселый голос. Одновременно с жутким смехом, из подошвы выскочили тонкие, узкие лезвия, готовые впиться стопу, которая посмеет обуться в эту, с позволения сказать, обувь. Ажурные ремешки вдруг превратились в тонкие металлические стержни. Внутренняя поверхность которых, оказалась вогнута, по форме косточек стопы. А где-то в тумане, все время звучал плачущий голос Лютика, брат снова просил кого-то прекратить ее мучить. И умолял Майю не стоять, и почему-то не думать о нем.
Майя проснулась в холодном поту, лежа в темноте. «Приснится же такое. Лютик, ты опять от кого-то меня защищаешь». Отмахнувшись от очередного кошмара, она повернулась на другой бок. Порядок снов уже давно стал привычен. Майя не обсуждала его с Лерой, но знала, что после любых кошмаров, в конце ночи она попадет в другой мир, где ее всегда ждет Лютик, чтобы поиграть. А иногда, если очень повезет, даже удастся увидеть родителей. Поговорить с ними, или даже просто прижаться к ним во сне не получалось. Но ведь можно и просто стоять и улыбаться друг другу. Это был ее, собственный мир, мир маленького счастья. Ради него, можно перетерпеть любой кошмар. В этот раз, они всей семьей неслись на семейном целом глайдере куда-то по пустынной дороге. Был солнечный день. Родители смеялись и шутили между собой. А они с Лютиком играли в облака. Они всю дорогу по очереди показывали друг другу какое-нибудь облако, и отгадывали на что оно похоже. Майя снова не успела сказать родителям, как сильно их любит и помнит. Но ведь они это и так знают.
Открыв глаза, первое, что Майя увидела, это причесывающуюся Леру. Вздохнув, она начала вставать.
— Проснулась? — Лера весело обернулась на движение за спиной. — Ты опять ночью стонала, и даже ругалась. Опять кошмары?
— Немного. Снится какая-то муть. — Уже давно было понятно, что никто не станет разбираться с ее кошмарами. И обсуждать их Майя не любила.
Лера с сочувствием смотрела в спину девочке, пока она шла в душ. Смотреть так в лицо она не решалась. Майя принимала сочувствие за жалость и сильно злилась. Поэтому, Лера старалась использовать по утрам шутливый тон, надеясь отвлечь свою подопечную от тяжелых мыслей.
— Ты так ругалась! Я половины слов не знаю. Кого-то зелграфом обзывала. — Снова заговорила Лера, когда Майя вернулась.
— Не помню. Я вообще из кошмаров только какие-то неясные образы запоминаю.
— А утром ты спала с таким счастливым личиком! Только почему-то плакала.
Майя несколько минут молчала, не глядя на Леру, и опустив голову, осторожно одевалась, чтобы не потревожить притихшую боль в ребрах. Лера уже думала, что чем-то обидела ее и собиралась извиниться, когда та заговорила.
— Я с Лютиком играла. И с нами были мама и папа. — Лера с трудом различила тихий шепот и не нашлась что ответить. Только осторожно прижала к себе девочку.
Не сказав больше ни слова, Майя отстранилась и подошла к столу. Завтрак был свежий, и запрет отсутствовал. Поэтому она забралась коленями на пуфик, что позволял делать ошейник, и с воодушевлением взялась за ложку.
Лера сморгнула набежавшие слезы. За время, что выхаживала Майю, она успела немного ее изучить. Но прекрасно понимала, что сны, это только часть того мира, в котором теперь жила потерявшая веру во всех живых рабыня. Часть, которую Майя согласилась ей показать. Лера содрогнулась, попытавшись представить, как это жить, когда веришь только мертвым родным, встречи с которыми во сне ждешь весь день.
А девочка с удовольствием доела свой завтрак и обернулась.
— Ты разве сегодня дежуришь? Вчера ведь поздно пришла.
— Вчера я освободилась еще днем. Просто, ну — Лера смущенно покраснела.
— А, поняла, со своим встречалась. — А чего прячетесь? Сказала бы, я бы в парке задержалась. Я бы там даже спала. Только кто разрешит?
— Еще чего не хватало. В парке и застудится не долго. А мы в городе гуляли. Прекрасно провели время, между прочим.
— Так ты на дежурство? — Вернулась к первому вопросу Майя.
— Нет, дежурство у меня завтра. Сегодня я только днем в покоях буду. Кстати, Иллис тебя вчера спрашивала.
— И что ей надо? — помрачнела Майя.
— Ничего. Она просила передать, что будет рада тебя видеть в любое время. И надеется, что ты захочешь с нею увидеться. Прямо вот так и сказала. Может, поговоришь с нею. Она дала тебе свободный допуск в свои покои. Такого ни одна служанка не имеет.
— Все, что могла, я сказала еще в Морсте. При личной встрече в лазарете. — Майя угрюмо просмотрела запись в своем браслете. А потом пощупала ошейник. — А за все остальное, что хотела бы сказать, меня на электрический стул посадят. Точнее шею отожгут, причем очень медленно. И я не служанка, а ее личная игрушка.
— Жаль, мне показалось, она искренне за тебя переживает.