— Никто и не увидит, — весело проговорила Анастасия, вытирая слезы подруги концом своего шелкового покрывала. — Или ты и меня пауком считаешь?
Они рассмеялись.
Анастасия не знала, где прощалась Заира со своим Асланом. Может, ночью ускользнули они подальше в степь и там, на жесткой войлочной, подстилке любили друг друга, только звездам дозволяя смотреть на себя…
Заметила лишь, когда уходили из куреня нукеры Тури-хана и она, до глаз закутанная в покрывало, поймала прощальный взгляд Аваджи, как стоящая рядом Заира приложила к губам кончики пальцев и встряхнула ими, посылая Аслану воздушный поцелуй.
Улеглась пыль, поднятая копытами сотен лошадей, успокоился степной город. Разбрелись по своим делам его жители, и Заира смогла наконец прийти в юрту Анастасии со своим узелком.
Войдя, она некоторое время постояла у входа, окинула взглядом, будто в первый раз, резную колыбельку, разрисованную красными маками. Лежанку, покрытую пестрым домотканым рядном, приподнятую над полом совсем не по-монгольски. Вздохнула грустно, но независтливо.
— Здесь живут счастливые люди. Жаль, недолго им так жить…
— Тьфу на тебя! — рассердилась Анастасия. — Кто же, приходя в дом с добром, так хозяевам говорит?
— Прости, Ася, — ничуть не раскаявшись, проговорила Заира. С некоторых пор она так стала звать свою подругу. — Мы живем среди народа завистливого, который не любит видеть вокруг себя счастливые лица. А как счастливого замечает, так и норовит лишить его либо счастья, либо жизни.
— Наверное, ты думаешь, что мне здесь живется лучше, чем дома? — в сердцах спросила Анастасия. — И счастлива я оттого, что из родных лесов и полей в эту пыльную степь попала?
— Не сердись, госпожа, — у Заиры был виноватый вид. — Такой уж у меня плохой характер, что до сих пор я только в желтой юрте и могла жить… Не дашь ли рабе своей какую-нибудь работу?
— Дам. И тотчас! — отозвалась Анастасия. — Скажи Беле, пусть горячей воды принесет…
Бела — раб, выполняющий разные подручные работы у женщин куреня.
— А ты, — продолжала она, — деревянную кадку для купания прикати. Да перед собой не неси, она тяжелая.
— Госпожа хочет выкупаться?
— Неси, не разговаривай!
Когда кадку водрузили посреди юрты, а Бела, гремя цепью на ногах, натаскал в неё воды, Анастасия налила в воду благовония, которые привез ей Аваджи. Бросила щепотку купленных у торговца ароматических трав, и по юрте поплыл запах свежего летнего воздуха русской степи, когда аромат цветущих трав дурманит голову юношам и девушкам и заставляет стариков во вздохом вспоминать свои молодые годы. Затем Анастасия приказала Заире:
— Раздевайся и полезай!
Та, удивленно поглядывая на подругу, начала раздеваться. Анастасия терпеливо расплела множество косичек, которые Заира неизвестно почему упорно заплетала — булгарки так волосы не носили. Она будто хотела стереть не только из памяти, но и из своего облика всякое напоминание о далекой родине.
Заира влезла в кадку с независимым видом, словно горячая, душистая вода не доставляла ей никакого удовольствия.
Но, несмотря на усилия сохранить равнодушие, на лице девушки стало проступать блаженство. Она даже не сразу заметила, как Анастасия, скатав в узел её одежду, сунула сверток Беле со словами:
— Сожги!
И тогда Заира закричала, вставая в кадке во весь рост и нимало не смущаясь своей наготы:
— Оставь мои вещи, куда потащил?!
Бела нерешительно оглянулся, но Анастасия подтолкнула его к выходу.
— Иди, иди, не слушай глупых девчонок.
— В чем же я теперь ходить стану? — продолжала бурчать Заира. — Голая? Мне-то что, могу и голой, но вот что про тебя скажут? Юз-баши женился на скупой женщине, которая даже служанку одеть не может…
— Замолчишь ты сегодня или нет, — прикрикнула на неё Анастасия. Такую ворчливую женщину я только однажды встречала. Это была моя старая нянюшка.
Она мыла густые, затвердевшие от грязи и пыли волосы девушки, терпеливо отделяя прядь за прядью.
— Однажды наша собака Жучка в поле репьев нацепляла. Трудно было выбирать, но ничего, выбрали…
Она опять налила в кадку благовоний.
— Все составы для мытья на тебя изведу. Будешь ходить голая, но чистая… Монголы мыться не любят, и запах от них — будто от нужника в жаркий день! Ты не хочешь купаться, чтобы на них походить?
— Вот еще! — фыркнула Заира.
— Тогда давай с тобой уговоримся — и в плену себя не терять. Пусть, глядя на нас, и о тех женщинах, что на родине остались, судить станут.
— Как же я себя не буду терять, ежели ты мою одежду сожгла?
— Я тебе новый сарафан подарю. Мне Аваджи с базара три привез, а один поменьше других оказался. Как раз тебе впору.
Как ни мешал Анастасии живот, а Заиру она вымыла собственноручно. При этом приговаривала:
— Путь твоя прошлая жизнь уйдет, как грязная вода! Пусть снизойдет чистота не только на тело твое, но и на душу!
Высушила волосы Заиры, расчесала, заплела в косу и украсила голубым атласным бантом.
Оглядела свою работу и удивленно вскрикнула:
— Да ты, оказывается, совсем молоденькая! Сколько же тебе лет?