Рабыня для чудовища востока (СИ)

— Вень, кто ее там возьмет? Кому она сдалась? Ту-то желающих не нашлось. Я еле эти месяцы выдержал, уже не знал, как долбанную улыбку к губам приклеить, смотрел и тошнота к горлу подбиралась. А там… на нее никто не позарится… Глупая затея. Придумай, другой вариант, куда ее сбагрить.

— Нет другого варианта, — адвокатишка уверен, что будет по его. — Это еще не все.

— Чего? Добивай, раз начал…

— Она должна сама согласиться на это. По крайней мере добровольно покинуть тюрьму. Если не будет сотрудничать, начнет упираться, привлечет лишнее внимание, и дальше, не мне тебе рассказывать…

— А вот это, Веня, ты уже бери на себя. Мне с головой хватило полоумной. И плюс предстоит еще немало. Избавь хотя бы от этого…

Дальше Давыдов слушать не стал. Повинуясь какому-то неведомому рефлексу, побежал. Да так быстро, что перед глазами все мелькало. На этот раз дорогу нашел сразу же. Достал из штанов мобильный. Выгнал девку, и дрожащей рукой набрал номер Максимовски. Это было последнее, что сделал капитан в своей жизни…

Глава 6

Сколько еще ночей я выдержу в этой камере, прежде чем отправлюсь на тот свет или сойду с ума? Сумеет ли Серж вытащить меня раньше, чем я полностью утрачу человеческий облик? В жизни я привыкла терпеть, стиснув зубы и не жаловаться. И мне казалось, в своей жизни я прошла достаточно, чтобы достойно справиться с трудностями. Увы, я была слишком хорошего мнения о себе.

Всю ночь я драила зубной щеткой нашу камеру. Ползала на карачках под надзором страшной грязной тетки, и боялась даже голову поднять. Если ей что-то не нравилось, она пинала или тягала за волосы. И это при непрекращающемся хохоте ее подружек.

Даже в школе будучи постоянным предметом издевательств и насмешек, пугалом и главным позорищем, как про меня часто выражались, я не чувствовала себя настолько униженной и раздавленной как сейчас.

А еще в душе расползались противные скользкие червяки, они выгрызали сомнения, истощали веру. Серж так странно себя вел, в сердце закрались первые сомнения. И это причиняло боль. Я не хотела, не могла отпустить того, кто показал, что я не одна в этом мире. Кто пробудил в моем сердце светлое и трепетное чувство — любовь.

Эти стены разрушают все. Калечат мою жизнь. Разлучают с любимым. И ведь нет моей вины. Ни грамма. А руки опускаются, когда не знаешь, как доказать правду. Я продолжаю драить камеру, стерла руки в кровь, и жду, когда же наступит утро. И надеюсь, что оно принесет мне избавление.

Утром меня действительно забрали из камеры. Только вопреки ожиданиям не повели к адвокату. Меня закрыли в маленькой клетке, где-то в подвале. Три стены и железная решетка. Вначале я обрадовалась, пусть клетка, ничего страшного, главное, что нет этих страшных женщин. Меня тут возможно, покормят, и никто не станет отнимать еду. Не будет этих жутких истязаний. Снова хочется пить, живот сводит от голода, веки закрываются от усталости. Я легла на железную койку, застеленную простыней, тут даже нет матраса. Тут же железо впилось в тело. Это кровать для пыток, не иначе.

Только моя радость от уединения была мимолетной. Тут дикий холод. Моя одежда — порванные джинсы и легкий свитшот, тоже уже изрядно продырявленный за время пребывания в казенных стенах, мало спасали. Минут через тридцать, я уже кидалась на решетку, молила меня выпустить. Тело леденело, кровь застывала в венах, превращалась в лед. Я не могла думать, сидеть, металась по клетке, в отчаянной попытке согреться. Приседала, отжималась, прыгала. На время эти действия помогли, но вскоре я выдохлась, и холод с еще большим остервенением стал атаковать меня.

Не знаю, сколько прошло времени. Я сижу, обняв себя за колени, укутавшись замызганной простыней, зубы отбивают чечетку. Руки и ноги так замерзли, что я перестала их чувствовать.

— Здравствуйте, Анжелика Александровна, — голос адвоката в этот момент показался мне спасательным кругом.

— Вениамин Дмитриевич, как хорошо, что вы пришли! — поднимаю голову, язык еле шевелится, кажется, примерз к небу. Не узнаю свой голос, но продолжаю говорить. — Тут ужасно холодно! Они нарушают мои права! Даже если я подозреваемая, то я все равно человек! С людьми так нельзя! Пожалуйста, решите вопрос!

— Так я как раз и пожаловал с новостями, — улыбается, а глаза колючие, жесткие. От его взгляда становится еще холодней. — У вас один шанс избежать незавидной участи. Поверьте, теперешние ваши условия это только начало.

— Что значит начало? Вы ведь как адвокат должны отстаивать мои права? Серж говорил вы лучший! А тут явные нарушения! — меня колотит, начинается истерика.

Я так хочу просто согреться. Силы на исходе. Не смогу. Не выдержу больше.

— Тебе, — внезапно переходит на ты, — Я ничего не должен, — скалится, и от одного этого оскала мне становится страшно.