Рабыня для чудовища востока (СИ)

Закончив с банными процедурами, подхожу к шкатулке, достаю браслеты, защелкиваю их на запястьях. Поморщилась от холода металла. Камни тут же заискрились, так что стало больно глазам. Немного поразмыслив, надела остальные части комплекта, чтобы не вызывать подозрений. Слишком сильно я напугана. Хотя особых причин у меня нет. Может, на эти отметины вообще никто бы не обратил внимания. Но рисковать не стоит.

Комплект подошел идеально. Украшения обхватили кожу так, словно действительно были для меня сделаны. Неужели так и было? Глупости. Зачем оборотню заниматься подобным? Наверняка что-то подобрал из своих запасов.

Но все же, он подарил их только мне. Если верить словам Джаны. И это определенно мне льстит. Чувствовать себя особенной, приятно. Даже если я понимаю — это всего лишь очередная иллюзия и стремление Алифара победить в охоте. Веру в искренность Серж во мне убил. Есть только корысть.

— Уже проснулась? — вздрогнула от громкого голоса Джаны. Хорошо, что успела спрятать срам.

— Да… сейчас выйду…

Выходить определенно не хочется. Уверена, как только переступлю порог комнаты, начнутся новые испытания. Я тут как по минному полю хожу, одна ошибка, и велика вероятность разлечусь на куски, так что себя собрать уже не получится.

Поворачиваюсь к огромному зеркалу в пол. Я обнажена и в украшениях. Такой меня Алифар хочет видеть на коленях. От этих мыслей вижу, как на глазах затвердевают соски, и одновременно краска стыда заливает щеки. Расправляю плечи, и вправду, от этого простого движения что-то меняется. Грудь приподнимается, а в глазах появляется едва заметный блеск. Рассматриваю себя с интересом, словно вижу впервые собственное отражение.

— Ты там еще долго, — снова нетерпеливый голос Джаны.

— Уже… — вздыхаю, накидываю пеньюар и выхожу.

Спину все же пытаюсь держать ровно, хоть тянет согнуть плечи и немного сгорбиться, так гораздо удобней. Привычки въедаются в нас, становятся второй кожей и избавиться от них довольно проблематично. А для чего избавляться? Противный голос внутри нашептывает, чтобы произвести впечатление на Владыку. Тот возбужденный, похотливый взгляд, которым он на меня смотрел, я хочу ощутить снова. Впервые именно вчера, я поняла, что значит чувствовать себя красивой, желанной. И пусть это лишь его фокусы, но даже они вызывают во мне волну эйфории и запредельного удовольствия.

— Вау… ничего себе, — подбегает, дотрагивается до украшений. Обходит меня со всех сторон, — Лика… неужели это то, что я думаю!

— Что на меня нацепили ошейник? У вас он под кожей, у меня на виду. В чем разница? — от ее восторженных криков становится не по себе.

— Ничего ты не понимаешь! Он никому из женщин даже не показывал своих творений! А тут, ты не приняла клятвы, а Владыка тебя уже одаривает!

— Откуда такая уверенность, что он их сам делал?

— Посмотри на работу! Это нечто особенное. Ты будешь последней дурой, если упустишь шанс, — дергает меня за щеки, — И избавься от этого выражения лица, что за кислятина!

— Это мое дело, — одергиваю ее руки.

Джана сегодня выглядит свежо, порхает как бабочка. Так, наверное, и выглядит влюбленная женщина. Этот блеск в огромных глазах, мечтательная улыбка, легкость движений. Одна ночь и она еще больше похорошела.

Интересно, а если бы у меня был секс, как бы я выглядела наутро? От своих мыслей становится дурно. Шантара меня слишком быстро меняет, подчиняет себе, не спрашивая разрешения.

Завтракала я с Джаной в маленьком помещении. Девушка боялась меня вести в общую залу. Сказала, что Зухра еще мечет громы и молнии. Ела я с аппетитом. И никак не могла утолить голод. Хотя удивительного ничего нет, столько времени голодовки. После тюрьмы и дороги в Шантару, мне все сейчас казалось необычайно вкусным.

К сожалению, все попытки Джаны оградить меня, не увенчались успехом. Едва мы появились во дворе, как я очутилась под прицелом их взглядов. Ненависть, презрение, недовольный шепот. Если бы они могли, не сомневаюсь, разорвали бы меня в клочья.

— Прав был Бурхан — горе нам принесет. Посмотри, что на чувырлу нацепили, — мама говорит на языке оборотней, стоящей рядом с ней Рияде и еще двум незнакомым мне девушкам.

— Такие камни испортить! Это же все равно, что на свинью украшения нацепить, — фыркает возмущенно.

— Нет, Риада, моя милая, гораздо хуже, свинья она симпатишней будет!

— Не дочь, а ходячее проклятье, — вздыхает мама. И столько в ее голосе ненависти, жажды растоптать, раздавить. А меня мучает извечный вопрос: «За что?».

Джана уводит меня от них. Ободряюще улыбается.

— Владыка ждет. Мне сказали тебя привести. Думай, лишь о предстоящей встр… — слово обрывается. Она замирает. Прирастает к земле, смотрит в сторону. Там около оранжевых кустов, на приличном расстоянии от нас Басир целует какую-то девицу. Обнимает, мнет ее ягодицы. Все выглядит очень пошло, грязно. Создается впечатление, еще немного и он возьмет ее тут.

Джана сжимает мою ладонь крепче. Ощущаю ее дрожь и сдавленный стон боли. По щеке катятся две крупные слезинки.