Рабыня для друга

Сердце билось, как ненормальное, но я всё ещё не осознавалась смысла происходящего. То есть, как это, жив? Когда я прилетела был мёртв, а сейчас ожил? Только сейчас перевела взгляд на него, не в состоянии понять, то ли это, что я вижу. Всматривалась в его лицо, заметила несколько шрамов, которых раньше не было. Неужели всё обошлось, но тогда… почему Денис ничего не сказал?

Только сейчас замечаю, что Денис сюда ввалился в спортивных штанах, надетых на… о боже…

Перевела взгляд на свою подругу, которая стояла рядом, кутаясь в простыню. Я, как всегда, всё проспала.

— Почему мне никто не сказал?

— Не хотели тебя волновать.

— Сейчас я совсем не волнуюсь.

— Успокойся, Соня, — его бархатный голос ввёл меня в ступор. Чёрт! Почему я такая мямля радом с ним? — Идите, мы разберёмся, — бросил он Денису и Оле.

А те… нет, ну как это понять? Взяли и ушли! Посмотрела на Матвея.

— Иди ко мне, — тихо проговорил он, разводя руки в сторону.

Мне потребовалась всего секунда, чтобы подумать. Что тут думать? Я запрыгнула на кровать и буквально повалила Матвея, поместившись на нём. Не до конца верила, что он жив, обнимала его, целовала, а он, как одержимый, целовал меня, подавляя своим напором.

— Как? — шептала я в перерывах между поцелуями.

Не знала, что будет дальше, что значит его внимание ко мне, почему он так относится, почему даёт надежду, но мне безумно хотелось быть рядом, я желала почувствовать его.

— Соня, — хриплым голосом произнёс он. — Я хочу тебя, — выдохнул мне в губы.

Промолчала, вместо этого потянувшись к нему, чтобы ощутить в себе его полностью. Другого призыва ему и не требовалось. Он быстро раздел меня, провёл рукой по голой ноге, по слегка округлившемуся животу и… застыл. Кажется, в неведении держали только меня.

Резко вскочила и накинула на себя кофту. Судя по тому, что она мне велика, принадлежала она Матвею.

— Ты беременна? — удивлённо спросил он.

— Да, — тихо ответила я. Ну, а что скрывать? Да и какой смысл? Он всё равно узнал бы, да и должен. — Прости, я… тогда забыла выпить таблетку, которую ты мне дал, ну и… вот, — покраснев, закончила я.

— Это… мой ребёнок?

Уставилась не него, не понимая, о чём он. То есть, он сейчас спрашивает его ли это ребёнок? Оглянулась в поисках чего-то тяжёлого, но на глаза попалась только подушка на кровати. Резко двинулась к ней, схватила и задвинула ею Матвею по голове.

— Ты ещё и спрашиваешь, скотина ты неблагодарная, — нет, это не я говорила, гормоны.

Это всё чертовы гормоны. Как же я их ненавидела в этот момент. Просто невыносимо. Ненавидела и била его подушкой, потому что как он вообще смог такое подумать? Обо мне?

— Сволочь, идиот, мудачила, — использовала слова Оли. Ну, а что? Он офигел!

В какой-то момент преимущество оказалось не на моей стороне. Матвей просто повалил меня на кровать, накрыв своим телом.

— Малышка, я так люблю тебя, — шепнул мне на ухо, — так люблю, впился жарким поцелуем в мои губы.

— Что? — кажись, до меня только доходит то, что он сказал.

— Люблю тебя, Соня. Я так тебя люблю, — утыкается носом мне в шею, — ты просто не представляешь, насколько я одержим тобой.

— Но, — заикаюсь я, — почему ты…

— Я старше, Соня, на двадцать грёбанных лет старше.

— И? — непонимающе смотрю на него. — Что это меняет?

Нет, я действительно не понимаю. Для меня никогда не существовало разницы в возрасте. Ну, старше мужчина или женщина, разве это имеет значение, если они любят друг друга?

— Соня, — он поднимается и отстраняется, — ты знаешь, насколько это сложно? — задаёт вполне резонный вопрос, но я, почему-то, его совсем не понимаю.

— Что? Любовь?

— Нет, Соня. Разница и то, насколько тебе, да и мне тоже, будет сложно.

Я искренне не понимаю, что именно должно быть сложно. Вот совсем. Даже на миллиграмм.

— Ты можешь нормально объяснить или хочешь, чтобы я огрела тебя подушкой ещё раз?

— А что непонятно Соня? Мне сорок. Сейчас, конечно, всё хорошо. Я тебя устраиваю, у меня, чёрт возьми, ещё стоит, а дальше? Что будет ещё через двадцать? Тебе будет сорок — баба в рассвете сил, а я… старый шестидесятилетний дед. Думаешь, ты будешь также любить меня?

— Ты идиот?

— Соня, — возмутился Матвей.

— Что, Соня? У меня гормоны, я наглею. Ты, и правда, идиот?

Нет, я действительно не понимала, почему он так рассуждает. Ну, будет ему через двадцать лет шестьдесят, так и нашему ребёнку будет почти двадцать. И почему я должна его разлюбить? Потому что он старше? Что за бред, вообще?

— Соня…

— Нет, Матвей. Не страдай этим, пожалуйста. Если собираешься остаться со мной, ложись и трахни меня, если нет, вон там дверь, — махнула ему рукой.

И? Я вижу, как он встаёт и идёт в сторону двери. Закрывает её на ключ и оборачивается ко мне.

— Даже если бы и решил, уже бы не ушёл, — мягко говорит он.

— То есть? Для тебя важен ребёнок, верно?

— Да, но…

— Слушай, а открывай двери и вали, а? Это мой ребёнок, нагуленный, а ты… вали нафиг отсюда, — ору на него и понимаю, что так хочется ему врезать. Ты смотри, из-за ребёнка он со мной.

— Соня, — предостерегающе говорит Матвей, но мне плевать. Я распаляюсь ещё больше.