Рабыня Гора

— Не надо! Не надо, прошу, хозяин! — кричала я, не смея оторвать от головы руки. Еще секунда — и от боли и беспомощности начну рвать на себе волосы! — Пожалуйста, не надо, хозяин! — Стараясь увернуться от плетки, я корчилась, вертелась под ударами. Он крепко держал меня за шею.

— Извивайся, Дина! Извивайся!

Я исходила криком, умоляя пощадить меня.

— Неужто ты и вправду думала, — шипел он, — что нас устроит один тарск прибыли? Думаешь, мы дураки? Купить девку за двадцать и продать за двадцать один? Думаешь, мы тут торговать не умеем, ты, шлюха?

Я молила о пощаде.

Но вот, закончив эту показательную порку, он отпустил мою шею. Все еще держа руки закинутыми за голову, потупив взор, я упала перед ним на колени.

— Можешь опустить руки!

Я плача закрыла руками лицо. Стояла перед ним дрожащая, рыдающая, плотно сдвинув колени.

— Сорок медных тарсков, — послышалось из рядов, — от «Таверны двух цепей».

— «Восхитительные шелка» поднимают до пятидесяти!

Так меня обмануть! Аукционист подстроил ловушку, застал врасплох! Заставил без наигрыша показать себя во всей красе — и, сама того не желая, я предстала перед толпой во всей своей естественной беспомощности — настоящей рабыней.

— «Златые оковы» дают семьдесят!

Неплохо обстряпал! Сначала выжал из толпы все, что можно, а потом, ошеломляя публику и повергая в смятение рабыню, выставил напоказ самое сокровенное — ранимость, уязвимость, податливость, столь же неотъемлемые ее свойства, как объем груди или окружность талии, и тоже выставленные на продажу. Моя чувствительность тоже входит в цену — как и ум, сноровка и выучка. Горианин покупает всю девушку, целиком, со всеми потрохами, и все в ней должно его устраивать.

— Восемьдесят тарсков меди — «Благоуханные путы»! Не может быть!

— Горячая, как пата, — хохотнул какой-то мужчина.

— Точно, — подхватил другой, — вот бы на нее мой ошейник!

А я, рыдая, стояла на коленях на рыночном помосте. Ну как было совладать с собой, когда тела коснулась плетка? Нет, не в моих это силах.

— «Серебряная клетка» дает восемьдесят пять!

Я содрогалась от рыданий. Нагая, у всех на виду. Кто больше заплатит — тот и купит. Я знала: здесь продают не просто красавицу — красавица ушла бы и за двадцать один тарск, — нет, на продажу выставлено нечто большее. Красавица рабыня.

— «Серебряная клетка» дает восемьдесят пять медных тарсков! — прокричал аукционист. — Кто больше?

— «Ошейник с бубенцом», — послышалось из рядов. — Один серебряный тарск!

В зале воцарилась тишина.

— Один серебряный тарск! — провозгласил аукционист. Кажется, доволен.

Я стояла, поникнув головой. Колени плотно сдвинуты. Чуть подрагивают плечи. В торг вступили кабатчики. О том, что такое быть рабыней, разносящей пату, кое-какое представление у меня уже имелось. Облаченные в шелка, увешанные колокольчиками кабацкие рабыни на Горе хорошо известны. Их предназначение — ублажать клиентов хозяина. Стоимость их услуг входит в цену чаши паги.

— «Ошейник с бубенцом» дает один тарск серебра! — выкрикнул аукционист. — Кто больше?