Рабыня Господа Бога

Ладонь обезьяны порхнула к окну, и Катрина, проведя глазами вслед за мохнатой дланью, уронила короткий взгляд на озеро и на горы… Что ж, кто бы ни был этот неизвестный ей человек со странным именем Чайковский, она его понимала. Возможно, в древней стране Баварии, вершины и волнистая гладь смотрелись иначе, но даже то, что открылось сейчас — игра света и тени, и блики воды, и гроздья скал, уходящие в небеса ступень за ступенью, — то была истинная симфония красоты.

И пусть имена давно умерших людей ничего не говорили Катрине Бете, беглой постельной агнатке с десятком трупов за хрупкими женственными плечами, та сдержанная гордость, с которой произносили незнакомые имена уста всесильного демиурга, абсолютно убеждала ее — эти люди жили. И они жили великими!

— Любите древнюю историю? — спросила девушка.

— Еще бы, — на удивление энергично ответил Эливинер. — Изучение древностей есть жгучая страсть, священное действо, которое придает смысл моей никчемной, как у любого бессмертного, жизни. И это касается не только Нойшванштейна!

Словно безумный, Эливинер замотал головой.

— Весь мой кластер — это дань моей памяти! Огромный музей и единственное во всем Искусственном Мироздании хранилище информации, независимое от глобальной Сети! — воскликнул он с неожиданным жаром в голосе. — И когда я называю Буцефал драгоценностью, мадам, я иронизирую лишь отчасти. Первое кольцо — это музей Природы, посвященный эволюции жизни: огромный парк умерших, но воссозданных мной существ. Второе кольцо — это музей Истории, с уникальными артефактами, привезенными с прародины человечества в единственном экземпляре! Глиняные таблички Хеттской державы, клинопись Двуречья, иероглифические манускрипты Сианя, статуи Фидия и подлинники первых поэм Шекспира, что может быть ценнее и дороже этих вещей?! Наконец, третье кольцо — это Музей Корпорации. В отличие от первых колец, он не ограничен тем, что сохранилось от прошлого. Древняя Земля погибла, но летопись человечества продолжается, она течет вокруг нас, вместе с нами! Я постоянно пополняю свое третье кольцо новыми экспонатами, не древними, но из нашего текущего времени. Лучшие произведения искусства, книги и фильмы, изобретения и научные разработки — все ценное, что ежедневно создается бесчисленными жителями вселенных Искусственного Мироздания — лучшими из мастеров, все поступает сюда. Музей Корпорации развивается беспрерывно: сотни моих ученых рыщут по просторам Сети, выискивая в каталогах промышленных предприятий, частных галерей и аукционов все, что может представлять для меня интерес. Как ИЦ Корпорации, мое третье кольцо имеет множество скрытых пространств внутри себя — они делают его практически бесконечным. Кажется невозможным, но внутри мое кольцо еще больше, чем снаружи, хотя внешний размер «Гидаспа» и так невероятно велик. А потому, хоть «Гидасп» и не хранит таких уникальных сокровищ, как «Граник» или «Гавгамел», он бесценен, ибо является самым большим музеем, когда-либо существовавшим в истории человечества!

А мои планеты? — продолжил демиург с еще большим запалом. — Чакан и Бавей только кажутся вычурной данью мрачной фантазии вашего покорного слуги. Сами по себе эти планеты являются уникальными экспонатами. Чакан — планета-лаборатория, планета-полигон. Именно на ней еще в Естественном Мироздании мы с Ан-Нубисом проводили первые эксперименты с Нулевым Синтезом. Эти эксперименты оставили на лике Чакана ужасающие следы.

Бавей — иное. Это точная копия Древней Земли, изготовленная мной когда-то по крохам оставшейся после Исхода информации. Что не сумели привезти с собой, пришлось восстанавливать по памяти с помощью разумных машин. В результате глобальной реставрации и возник мой Бавей. Эта планета — слепок, с которого снято впоследствии все Искусственное Мироздание, это первый мир, созданный мной и Ан-Нубисом в самом первом искусственном кластере, — то место, куда бежало человечество от своего прошлого. Человеческие народы, человеческие языки, человеческие изобретения скопированы в глобальную Сеть с восстановленного мной Бавея.