— Что я говорил вам, сеньор Леонсио? — вмешался Энрике, устав молчать и несколько устыдившись роли немого телохранителя. Он решился вмешаться в эту ссору. — Видите? Вот плоды безрассудного стремления во что бы то ни стало сохранить подобные безделушки в своей гостиной…
— Эти безделушки не были бы так опасны, если бы не ухищрения подлых интриганов, бесстыдно нарушающих покой чужого очага ради своих безнравственных порывов…
— Одумайтесь, сеньор! Я здесь, чтобы помешать вам перенести вашу роскошную утварь из гостиной в спальню. Вам понятно, о чем я говорю? В такой ситуации скандал неизбежен, и я не могу сложа руки наблюдать, как беспардонно оскорбляют мою сестру.
— Сеньор Энрике! — вскричал Леонсио, распалившись от ярости, и с угрожающим видом делая шаг вперед.
— Хватит, сеньоры! — закричала Малвина, бросаясь между молодыми людьми. — Опомнитесь, ссора по такому поводу бесполезна и постыдна для нас… Я сказала Леонсио все, что хотела сказать. Пусть решает. Если он намерен действовать решительно и достойно, время еще есть. Если же нет, то он заслуживает только моего презрения.
— О, Малвина! Я готов сделать все возможное, чтобы успокоить тебя. Но ты же знаешь — я не могу исполнить твое желание, не получив прежде согласия моего отца, а он живет в столице. К тому же, ты, конечно, слышала, что мой отец не испытывает желания освобождать Изауру. Ее отец готов на все, чтобы добиться свободы для своей дочери. Чтобы оградить себя от его назойливости, мой отец назначил такую фантастическую сумму за Изауру, которую бедняга будет не в состоянии собрать…
— Эй, кто там в доме!.. Разрешите? — раздался в это время зычный голос со двора.
— Кто бы там ни был, войдите, — крикнул Леонсио, к возблагодарив небо, столь своевременно пославшее посетителя. Неожиданный визитер прервал этот затянувшийся спор. Леонсио надеялся, что гость поможет ему выйти из затруднительного положения. Однако вскоре выяснилось, что особенных причин для радости у Леонсио не было: посетителем оказался никто иной как Мигел — отец Изауры, в прошлом управлявший этим имением и когда-то изгнанный командором Алмейдой.
Леонсио, ранее с ним не знакомый, встретил его приветливо.
— Не угодно ли присесть? — сказал он. — Чем обязан? Скажите, что привело вас к нам?
— Благодарю вас, — ответил вновь пришедший, почтительно поклонившись Энрике и Малвине. — Вы, конечно, сеньор Леонсио?
— К вашим услугам.
— Очень приятно. Поскольку командор Алмейда в городе, я решился побеспокоить вас. Дело мое простое и, полагаю, что могу сказать о нем в присутствии сеньора и сеньоры. Как мне кажется, они не чужие в этом доме.
— Несомненно! У нас нет секретов и тайн друг от друга.
— Вот зачем я пришел, сеньор, — сказал Мигел, доставая из кармана своего широкого пиджака бумажник и подавая его Леонсио. — Соблаговолите открыть этот бумажник и пересчитать деньги — там сумма, которую ваш отец, сеньор, назначил за свободу одной рабыни по имени Изаура, живущей в этом доме.
Леонсио, сразу изменившись в лице и машинально взяв бумажник, несколько мгновений тупо смотрел в потолок.
— Насколько я понимаю, — сказал он наконец, — вы, видимо, отец… как говорят, отец этой рабыни… Вы сеньор… не помню вашего имени…
— Мигел, к вашим услугам, сеньор.
— Да, правда, сеньор Мигел. Я очень рад, что вы собрали необходимую сумму, чтобы выкупить Изауру. Она заслуживает этого.
Пока Леонсио медленно открывает бумажник и неторопливо, банкноту за банкнотой, считает и вновь пересчитывает деньги, чтобы выиграть время и поразмыслить о том, что бы ему предпринять в этой щекотливой ситуации, мы воспользуемся удобным случаем, чтобы рассмотреть доброго и честного португальца, отца нашей героини, о котором мы до сих пор упоминали вскользь.
Это был мужчина пятидесяти с лишним лет, с первого взгляда было ясно, что перед нами искренний и простодушный человек. Он был бедно, но очень опрятно одет, его облик свидетельствовал о том, что он приехал в Бразилию не с целью обогащения, как многие его соотечественники. По его манерам и поведению можно было понять, что перед нами учтивый, хорошо воспитанный человек. Действительно, он родился в благородной и уважаемой семье мигелистов [2], эмигрировавших в Бразилию.
Его родители-жертвы политических интриг скончались, когда сыну было не более двадцати лет, не оставив ему ничего. Оказавшись один, без средств к существованию и покровительства, он был вынужден самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, нанимаясь садовником или огородником. Ловко и быстро исполнял он эту работу, как настоящий сын крестьянина.