— Мулаточка, — сказал он, — ты знаешь, какая ты колдунья? Моя сестра права. Жаль, что такая красивая девушка всего лишь рабыня. Если бы ты родилась свободной, то несомненно была бы королевой гостиных.
— Хорошо, хорошо, сеньор! — ответила Изаура, высвобождая свою руку. — Если вы собирались сказать мне только это, позвольте мне уйти.
— Подожди немного, не будь такой жестокой. Я не причиню тебе зла. Я бы дорого дал, чтобы добиться твоей свободы и вместе с ней твоей любви!.. Ты слишком изнежена и слишком красива, чтобы оставаться в неволе. Кто-нибудь непременно освободит тебя, но я бы не хотел, чтобы ты оказалась в руках человека, который не сумеет по достоинству оценить тебя, моя Изаура, пусть же брат твоей госпожи из рабыни сделает тебя принцессой…
— Ах, сеньор Энрике, — с досадой возразила девушка. — Вам не стыдно волочиться за рабыней, служанкой вашей сестры? Вам это не к лицу. Так много красивых девушек, за которыми вы можете ухаживать…
— Нет. Я не встретил ни одной, которая могла бы сравниться с тобой, Изаура, клянусь. Знаешь, Изаура, никто, кроме меня, не сможет добиться твоей свободы. Я могу заставить Леонсио освободить тебя, поскольку, если не ошибаюсь, уже догадался о его постыдных намерениях, и обещаю тебе, что не дам им осуществиться. Я не могу допустить этой низости. Кроме свободы ты получишь все, что захочешь: шелка, драгоценности, кареты, рабов для услуг, — а во мне ты найдешь страстного любовника, который всегда будет верен тебе и никогда не променяет ни на какую другую, даже самую красивую и богатую девушку, потому что все они вместе взятые не стоят твоего мизинца.
— Боже мой, — воскликнула Изаура с легкой досадой, — такое благородство приводит меня в ужас. Это могло бы вскружить мне голову. Нет, мой господин, поберегите свое красноречие для той, которая заслуживает его. Я же пока довольна моей участью.
— Изаура! К чему такая жестокость!.. Послушай, — сказал юноша, протягивая руку к шее Изауры.
— Сеньор Энрике, — воскликнула она, уклоняясь от объятий, — ради бога, оставьте меня!
— Простой, Изаура! — настаивал молодой человек, не оставляя попытки обнять ее, — ах, не говори так громко! Один поцелуй… только один и я отпущу тебя…
— Если вы будете настаивать, я закричу. Ни на минуту невозможно остаться одной, обязательно кто-нибудь нарушает мой покой своими признаниями, которые я не желаю слушать…
— Ах! Какая надменность, — воскликнул Энрике, изрядно раздосадованный упорством девушки. — Не верю глазам своим! У тебя пренебрежение настоящей сеньоры!.. Не сердись, моя принцесса…
— Перестаньте, сеньор! — вскричала девушка, потеряв терпение. — Мало того, что сеньор Леонсио, теперь еще и вы…
— Как?.. Что ты сказала? Леонсио тоже?.. Я чувствовал это! Какая низость! И ты благосклонно внимаешь ему, не так ли?
— Так же, как и вам!
— Надеюсь, Изаура, что твоя преданность любящей тебя госпоже не позволяет тебе слушать этого безнравственного человека. Я же другое дело, почему ты жестока ко мне?
— Я жестока к моим господам! Вот еще, сеньор, ради бога! Не надо смеяться над бедной невольницей.
— Нет. Я не смеюсь… Изаура! Послушай… — настаивал Энрике, пытаясь обнять и поцеловать ее.
— Браво!.. Брависсимо!.. — раздался в гостиной возглас, сопровождаемый громким демоническим смехом.
Энрике, застигнутый врасплох, обернулся. И его любовное волнение мгновенно замерло в глубине сердца.
Леонсио стоял в дверях гостиной, скрестив руки, и смотрел на него, усмехаясь самым оскорбительным образом.
— Замечательно, сеньор шурин! — издевательски продолжал Леонсио тем же насмешливым тоном. — Кажется, вы проповедовали высокую мораль, а теперь волочитесь за моими рабынями! Вы благородны… Умеете уважать порядок в доме своей сестры!..
— Ах! Проклятый шпион, — прошептал Энрике, стиснув от гнева зубы. В порыве гнева он сжал кулаки, намереваясь пощечиной ответить на дерзкие насмешки зятя. Однако, поразмыслив мгновение, он понял, что ему будет выгоднее использовать против обидчика его же оружие — сарказм, и что обстоятельства позволяют ему нанести решительный удар и выйти победителем из схватки. Он успокоился и сказал с улыбкой, полной высокомерного презрения:
— Ах, простите, сеньор. Я не знал, что это сокровище вашей гостиной находится под вашей личной опекой, и что вы даже подглядываете за ней. Мне кажется, что вы относитесь к ней с большим интересом, ч. к своему дому и собственной жене. Несчастная моя сестра… Как все просто. Удивительно, что за все время о не узнала, сколь преданного супруга имеет!
— Что ты говоришь, приятель? — воскликнул Леонсио с угрожающим видом. — Повтори, что ты сказал!
— То, что сеньор слышал, — ответил с твердостью Энрике. — И будьте уверены, что ваши недостойные действия недолго будут тайной для моей сестры.
— Какие действия? Ты бредишь, Энрике!
— Не притворяйтесь! Думаете, я ничего не знаю? Впрочем, прощайте, сеньор Леонсио, я удаляюсь, поскольку было бы в высшей степени неуместно, недостойно и смешно с моей стороны оспаривать у вас любовь рабыни.
— Подожди, Энрике. Послушай…