Марья Даниловна стояла у окна, освещенная луной, и князь смело и быстро, как будто делал правое дело, подошел к ней и страстно обнял ее. Она не сопротивлялась, потому что план жестокой мести уже созрел в ее голове.
– Ах, это ты, князь, – сказала она, засмеявшись. – Я поджидала тебя. Так и думала, что придешь. Ты смел и дерзок. Постой же, повремени малое время обнимать меня. Дай слово молвить. Люблю смелых людей. До сих пор казался ты мне маленьким трусом, и я не любила тебя…
– А теперь? – задыхаясь от восторга, проговорил князь. – Полюбила?
– Не знала я за тобой этой прыти! Скор уж ты больно, Любовь – что орлица: когда по поднебесью летает, вокруг верхушек древесных кружит, а когда и падаль на земле отыскивает. Нынче одно, завтра другое. Кто знает, может, и полюблю тебя. Но как ты попал ко мне?
– Никита Тихоныч уснул в своей опочивальне и слышал я, как он наказывал Матришке стеречь тебя. Вот я и подстерег, как Матришка-карлица вышла из твоей горницы. Я и шасть сюда. Показалось было мне, что ты говоришь с кем-то… я и выжидал в сторонке у дверей.
– Это тебе померещилось со страху, князь.
– Надо быть так. А только страхом совершенно напрасно коришь меня. Когда человек любит – он ничего не боится.
– Ой ли!
– Право слово.
– Так ты любишь меня?
– Насмерть.
– Ой, князь, не говори таких слов. Все вы точно играете этим словом, а как дойдет дело… так вы и вспять.
– Испытай, красавица.
– Изволь, князь! Так ты любишь меня? Чудесно, коли так! И я полюблю тебя, ежели ты возьмешь меня в жены, – вдруг резко сказала она и смело глянула ему в глаза.
– Тебя? – растерянно произнес князь и отступил на шаг.
– Да, меня, – вызывающе повторила она.
Князь рассмеялся. Этот смех обидел Марию Даниловну.
Кровь прилила ей в голову, и сердце сильно застучало.
– Что же? – спросила она его насмешливо. – Говоришь – любишь, ну, так и бери меня на всю жизнь, навеки.
– Шутки ты шутишь, Марья, – не зная, как отнестись к ее словам, сказал князь.
– Нимало. Почему бы тебе не взять меня в жены?
– Неможно этого, Марья.
– Неможно? – протянула она. – А почему бы это?
– А потому неможно, что князья не вольны брать себе в жены по своему сердцу…
– Да ведь ты меня любишь?
– Любить тебя завсегда можно, а взять в жены… Да к тому же я уж женат.
– А… – проговорила она, с ненавистью глядя на него. – А ежели бы был холост, взял бы меня?
– И тогда не взял бы, – неожиданно вырвалось у князя.
– Ну, Никита Тихоныч добрее тебя, он хотя и женат, а жену свою уговорил уйти в монастырь, а меня возьмет в жены. Так вот, видишь, князь, мы с тобой не пара. Пошто же я променяю Никиту на тебя, сам рассуди.
Но князь, все еще улыбаясь, сделал к ней несколько шагов и хотел обнять ее.
– Не тронь! – дрожащим голосом сказала она. – Ой, поберегись, князь! Худу не быть бы.
– Хочешь не хочешь, ты будешь моей, – исступленно сказал он и придвинулся к ней ближе.
Тогда она ударила в ладоши, и мгновенно, точно призрак, вырос перед князем цыган.
– А! так ты вот как!.. – отступил князь в страхе к дверям. – Хорошо же, я скажу Никите Тихонычу завтра, каково хорошо охраняет тебя его карлица.
– Завтра тебя не будет на свете, – мрачно и спокойно проговорила Марья Даниловна.
Цыган точно железным кольцом обхватил тщедушное тело князя. Быстро, в мгновение ока, он засунул ему в рот какую-то тряпку, чем лишил его возможности крикнуть и позвать на помощь, потом выхватил из-за пояса пук веревок, скрутил его побуревшим плащом и наконец, связал его по рукам и ногам.
Марья Даниловна спокойно и даже улыбаясь смотрела на эту сцену.
Чувство мести ее было удовлетворено.
Она подошла к двери и тихим голосом позвала карлицу.
– Отнесите его к озеру, – отрывисто приказала она цыгану и Матришке. – Алим и один донесет его на плече. А ты раздобудь камень, привяжи его к телу – и в воду.
– Слушаю, королевна.
Мария Даниловна подошла к князю, взглянула на его смертельно бледное лицо. Он лежал связанный на полу. Презрительно толкнула она его ногою в лицо и проговорила с удивительным спокойствием:
– Прощай, князенька. Не рассказать тебе никому, как Мария Гамильтон мстит за обиды. А жаль! Многим было бы то на пользу. Несите его! – властно проговорила она и отворила двери.
XV
Все поиски исчезнувшего князя оказались тщетными. Искали его целый день и всю ночь, и весь следующий день, но никто и нигде не могли найти его.
– Как в воду канул! – говорил Никита Тихонович, не сознавая, что говорит правду.
Вся усадьба была поражена этим таинственным и внезапным исчезновением.
По приказанию Стрешнева допрашивали дворню и людей на деревне, послали в леса и по окрестным селам, шарили и искали везде – нигде не было ни малейших следов князя.
Никита Тихонович был очень обеспокоен этим непонятным событием, которое клало пятно на его дом и могло сильно повредить ему в глазах царя, если бы это дело дошло до него. И как же было не дойти ему до него?
– Что за странная оказия! – говорил Стрешнев, разводя руками в полном недоумении. – Уж не уехал ли он в свою вотчину али к войскам? Но как же так, не простившись? Не слыхать и не видать того, чтобы так поступали.