Рабыня порока

– Ну ты все свое, старый! Жениться да жениться! Взгляни на себя, на кого ты похож, Никита?

– Что ж с того, что стар, государь? Старый мужчина куда лучше молодого. И любит он крепче да привязчивее, да и бродить перестал. Старый муж – что вино старое. А и то молвить, и вдова капитанская не молодая девица, а женщина в почтенных летах. Дозволь, государь.

– Ах, старый шут! – засмеялся царь. – С ним ни о чем говорить неможно. Со всего переведет на свою дурацкую вдову. А женись на ней, коли хочешь черта тешить.

Зотов обрадовался так долго ожидавшемуся разрешению и ликовал, точно юноша. А Петр, точно забыв уже об этом существенном для Зотова деле, задумчиво вернулся к началу разговора.

– А что касаемо той Гамонтовой, о коей у нас с тобой речь повелась, то она дама зело красивая, и что ни говори ты о своей любви к вдове Стремоуховой, а и ты, старый, на нее глаза пучил.

Об этом разговоре, происходившем при свидетелях, во время одного из царских пиршеств, на котором было много, по принятому обыкновению, пито, передали, конечно, Марье Даниловне, и она тотчас же составила себе план необходимых действий.

На другое же утро, дождавшись, когда императрица окончила свой завтрак, она, в сопровождении Акулины, вышла на утреннюю прогулку в парк в те часы, когда в нем гулял Петр.

Императрица уже не выходила в парк, так как ей в последнее время нездоровилось и к тому же стояла уже осень. Таким образом Марья Даниловна не рисковала натолкнуться на нее.

Царь же ходил во всякое время года и по всякой погоде, а в особенности продолжительно гулял он после ассамблей.

Осенний, холодный и чистый воздух освежал его голову, и он всегда бывал во время таких прогулок в отличном расположении духа.

Марья Даниловна, изучившая все его привычки и все тонкости его характера, прекрасно знала все это и шла по аллеям с верным расчетом.

Действительно, на повороте в большую аллею она увидела вдали Петра, казавшегося настоящим гигантом; он шел с Зотовым и мирно беседовал с ним.

Заметив Петра, Марья Даниловна тихо сказала Акулине:

– Уходи вон той боковой аллеей и не возвращайся сюда.

Девушка быстро исполнила приказание своей госпожи и очень скоро скрылась из вида. Марья Даниловна спокойно стала ожидать приближения царя.

Когда они дошли до того места, где она сидела на скамейке, она встала, а царь и Зотов, поклонившись ей, намеревались пройти дальше.

Марья Даниловна вдруг преградила им дорогу и, смело встав прямо перед императором, гордо выпрямившись и глядя ему прямо в глаза, взволнованно проговорила:

– На одно слово, государь.

Царь махнул рукой Зотову, и тот исчез в смежной аллее с той же стремительностью, как незадолго до того Акулина.

Едва только кусты успели скрыть фигуру Зотова, как Марья Даниловна, ни слова не говоря, приподнялась на цыпочки, обвила шею царя руками и впилась в его губы долгим, страстным и жгучим поцелуем.

Царь был поражен, но поражен приятно. В глазах его загорелся тот огонек, который привел в восхищение Марью Даниловну в первое свидание с Петром и вселил в ней некоторую надежду на успех. Губы царя улыбались, и на щеках появился румянец.

Она быстро освободила его шею, отступила от него на несколько шагов и весело сказала:

– Ну, что, государь?

Петр начал терять свой равнодушный вид. Широкая улыбка осветила его лицо; он погрозил смелой женщине пальцем, вдруг засмеялся и сделал к ней несколько шагов.

– Один пример ничего еще не доказывает, – сказал он, – что-то скажет второе испытание, красавица моя Марья Даниловна…

– А вы хотите второго примера? – пробормотала она, отступая.

– Хочу.

Он еще сделал несколько шагов к ней, но она все отступала.

– Машенька! – вдруг сказал он ей голосом, в котором Марья Даниловна услышала уже оттенок страсти.

– Нет, нет, нет! – весело засмеявшись, сказала она ему.

И она умчалась, как вихрь.

Но царь последовал за ней.

Разгоревшаяся, как пожар, страсть царя обыкновенно не знала и не признавала препятствий. Никакие возражения ни к чему не привели бы. Да Марья Даниловна и не думала о возражениях!

VII

Марья Даниловна рассчитала верно; то, что подействовало бы совсем иначе на человека другого характера, нежели Петр, на него произвело именно то впечатление, которого она добивалась.

– Ты меня, стало, любила? – говорил он Марье Даниловне.

– О, да, государь! Давно! С самого первого дня, как тебя увидала. Дни и ночи думала я о тебе и все видела тебя перед собой. Ты такой красавец! У тебя такой взгляд, перед которым не в силах устоять ни одна женщина.

И Марья Даниловна не лгала, когда произносила эти слова.

В это время Петру было около сорока семи лет, и он быль очень красив той величественной красотой, которая ему одному была свойственна. Смуглый, высокого роста, с большими черными глазами, в которых было много блеска и оживления, с выразительным и подвижным лицом, он был действительно редким красавцем.