– Говори же! – крикнул царь, подступив к оробевшему офицеру. – Да, гляди, ежели солжешь…
Орлов повалился в ноги царю.
– Говорила… – прошептал он. – Но сие было не более, как шутка, полагаю.
– Довольно. Встань и уходи!
Орлов вышел, шатаясь.
Петр вернулся к столу и облокотился о него. Лицо его сделалось еще сумрачнее и чаще стало подергиваться судорогами.
– Ты сказал правду, Данилыч, – проговорил он еле слышно. – А сколько и от кого получил ты за сей злобный донос? – вдруг спросил он его.
– Государь… – негодующе воскликнул Меншиков, и лицо его залило краской.
– Добро, – вдруг твердым голосом остановил его Петр, – оставим сие.
Он замолчал и забарабанил пальцами по столу, а затем совершенно другим тоном, деловитым и спокойным, заговорил:
– В рассуждении преступлений той женщины, о коих ты учинил свой донос и до сведения моего довел, ты поступил, впрочем, правильно, как верный слуга своему царю и России. Таких людей терпеть неможно и они подлежат каре. Но, скажи мне, ведома ли вся сия история императрице?
– Нет, государь.
– Правда ли?
При этом вопросе Меншиков выпрямился и торжественно ответил:
– Клятву даю.
– Добро, – верю тебе. И в сем случае поступил ты опять же правильно.
Петр подошел к Меншикову.
– Добро, – повторил он и взглянул своими большими темными глазами ему прямо в лицо, – за это твое умолчание, в сем случае токмо достойное и похвальное, прощаю тебе, что сим доносом принуждаешь меня выдать палачу женщину, которую я люблю и которую ты ненавидишь…
– О, государь, поверь…
– Довольно. Требую от тебя нарочитого молчания обо всей сей истории до моего иного повеления.
– Слушаю, государь.
– А теперь ступай и позови ко мне Зотова.
– Слушаю, государь.
– Ступай же!
Меншиков вышел, тая на душе радость.
По-видимому, все прошло благополучно, и он поздравлял себя с успехом своего дела.
XI
Никита Моисеевич Зотов был учителем Петра и ни кем иным, как дьяком, рекомендованным царю Феодору Алексеевичу боярином Соковниным. Учительские способности Зотова были наперед испытаны Симеоном Полоцким, и Зотов был, по его апробации, назначен учителем к пятилетнему Петру.
Он и преподавал ему грамоту, Часослов, Псалтырь и Евангелие, а также пополнял познания своего молодого царственного питомца чтением «потешных книг с кунштами».[4]
В девяностых годах Зотов, принимавший участие в заключении Бахчисарайского мира, был сделан думным дьяком, потом начальником ближней походной канцелярии государя и назывался в указах «ближним советником и ближней канцелярии генерал-президентом».
Впоследствии, когда он уже был очень стар, он стал играть видную роль в дружеской компании приближенных к Петру лиц.
Зотов был в описываемое время семидесятилетним выжившим из ума стариком, которого Петр держал около себя ради того, чтобы шутить над ним на излюбленных им ассамблеях.
Ассамблеи были новым в то время видом развлечения в России. Петр, производя свои реформы в государственном строе жизни, в особенности старался также привить русскому обществу как бы внешний культурный лоск европейских народов, к которому он присмотрелся во время своих поездок к западным дворам Европы.
Он начал с того, что велел перевести с немецкого книгу «Приклады, како пишутся комплименты», но самым могущественным средством развития общественной жизни считал ассамблеи, происходившие по особо и заранее выработанным им самим правилам, которые были даже обнародованы в указе. В указе было сказано:
«Ассамблеи – слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное в котором доме собрание или съезд делается не для только забавы, но и для дела; ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, притом же и забава. А каким образом оные ассамблеи отправлять, то определяется ниже сего пунктом».
Пункты эти были довольно курьезны:
«Хозяин повинен несколько покоев очистить, столы, свечи, питье, употребляемое в жажду, игры, на столах употребляемые», приготовить. «Во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть и в том никто другому прешкодить или унимать, также церемонии делать вставанием, провожанием и прочим отнюдь да не дерзает, под штрафом великого орла». Был, между прочими и еще пункт: «Также объявляется при сем реестре кому ассамблеи держать. Первая будет у князь-папы», – так Петр называл все того же всешутейшего Зотова.
В реестре лиц, назначенных участвовать в ассамблее, обращал на себя внимание вице-адмирал Петр Михайлов – то есть, сам царь.
На ассамблеях избиралась «царица бала», которая выбирала «маршала бала», обязанного беспрекословно выполнять ее повеления.