Радамехский карлик

— Они уже больше года ждут его и все не могут дождаться! — сказал Норбер Моони.

— Ну, а вы, сэр Буцефал, какого мнения, не пора ли уже отказаться от этого опасного предприятия, от этого пари?

— То пари, какое я держу, лишает меня права высказывать на этот счет какое бы то ни было мнение! — сухо ответил сэр Буцефал.

— Господа, — сказал молодой ученый, — если вы полагаете, что вам следует уехать, — я ничего решительно против этого не имею и предоставляю все это всецело лично вам… Я отнюдь не желаю вас удерживать насильно, мало того, готов даже чем могу содействовать вам…

— Но вы, конечно, знаете, что мы не можем доверить вам и оставить в ваших руках финансы компании! — воскликнул Костерус Вагнер.

— В таком случае, господа, — холодно заявил Норбер Моони, вставая с кресла у стола и давая тем самым понять, что считает аудиенцию оконченной, — мне остается только пожелать, чтобы вы оказались плохими пророками, так как, что касается меня лично, то я не двинусь с места!

Господа комиссары удалились униженные и пристыженные, а Норбер Моони остался наедине с баронетом, который смеясь глядел на него.

— Что же вы намерены делать? — спросил баронет. — Потому что в том, что говорили комиссары, есть доля правды!

— Что я думаю делать? Да, право, еще и сам не знаю; единственное, что я могу сказать теперь, так это то, что я, конечно, не откажусь от своего предприятия, чтобы доставить удовольствие этим трем господам, ил даже самому Махди. — Он принялся крупными шагам ходить взад и вперед по комнате и вдруг, подойдя к звонку, нажал кнопку.

— Виржиль, — сказал он, — пришли ко мне сейчас же Мабруки-Спика, мне надо поговорить с ним!

Тот удалился, и вскоре вместо него явился стары проводник.

— Как вы думаете, Мабруки, — обратился к нему Норбер Моони, — нельзя из числа всех наших людей выбрать хотя бы всего только одну сотню парней, решительных и отважных, из которых можно было бы составить гарнизон для защиты пика Тэбали, вооружив их скорострельным оружием?

Мабруки покачал своей седой головой.

— Я бы вам этого не советовал, — сказал старик, — потому что ни одному из рабочих, не говоря уже о целой сотне, нельзя доверить хорошего оружия!

— Эх, черт возьми! — воскликнул молодой астроном, — дело плохо! В таком случае нам придется самим быть гарнизоном нашей крепости!.. Конечно, эта мысль ничуть не смущает меня сама по себе, но дело в том, что служба эта будет тяжеленька для отряда, состоящего из четырех человек.

— Я полагаю, что, быть может, есть еще возможность получить хороших солдат, — продолжал Мабруки, — для этого следует обратиться к прежней страже Зебэра, если только Махди не успел еще завербовать ее.

— Что это за стража Зебэра? Я никогда не слыхал о ней!

— Это отряд чернокожих воинов из страны Великих Озер, которых Зебэр, царь работорговцев, вывез оттуда, вооружил и снарядил для своей личной охраны. И вот с тех пор, как его торговля окончательно пала и уничтожилась, а сам он имел глупость отправиться в Каир, где правительство схватило его и держит посейчас в плену, стража его, оказавшись ненужной, распущена и теперь находится без дела. Я не сомневаюсь, что если предложить им какое-нибудь вознаграждение, то они охотно согласятся поступить к вам на службу!

— И вы полагаете, Мабруки, что на верность этих людей можно будет положиться?

— О, в этом я вполне уверен. Это превосходнейшие солдаты!.. Их целая деревня в двух днях пути отсюда, в оазисе Гондара!

— Ну, так вот что, Мабруки, я уполномочиваю вас действовать от моего имени. Отправляйтесь туда сегодня же, наймите сотню этих солдат на тех условиях, которые вы найдете удобными, и приведите их сюда.

— По прошествии четырех дней они будут здесь, господин!.. — сказал Мабруки, низко кланяясь и выходя вполне осчастливленный полным доверием Норбера Моони.

Тем временем в отдельном флигеле господ комиссаров также происходило серьезное совещание. Друзья-приятели, наполнив доверху свои кружки и закурив глиняные трубки, держали совет.

— Вы сами теперь видите, господа, что нет никакой возможности заставить этого француза согласиться с какими бы то ни было резонами! — сказал негодующим тоном Костерус Вагнер. — Следовательно, приходится прибегать к крайним мерам.

— К каким крайним мерам? — осведомился Питер Грифинс.

— Я сейчас объясню, потерпите немного, — продолжал Костерус Вагнер, — не правда ли, друзья, все мы того мнения, что оставаться здесь больше совершенно невозможно, не так ли?

— Конечно! конечно! — хором отозвались остальные два комиссара.

— Но, опять-таки, мы не можем уехать отсюда, а француза оставить здесь одного… потому что это значило бы окончательно отказаться от дела, которое и без того стоило нам целого года изгнания.

— Да, это ясно!

— Похитить и увезти француза силой весьма трудно, почти невозможно. Заставить его исчезнуть было бы подозрительно и неблаговидно, да и не совсем безопасно. Итак, я вижу только одно средство выйти из этого затруднительного положения, а именно, принудить его бежать, вызвав возмущение в среде рабочих, и устроить открытый бунт, а это, как мне кажется, будет не особенно трудно!