Радда-Бай: правда о Блаватской

Заступничество подействовало. Полицейский надзор был снят, но нарекание привилось несмываемое. И поныне враги Теософического Общества и лично Е. П. Блаватской то и дело укоряют ее шпионством.

Несмотря на предубеждение англо-индийского общества против основательницы Теософического Общества, в особенности, как против русской, не стеснявшейся высказывать свой патриотизм,[52] она вскоре сумела занять в нём надлежащее ей место и приобрела многих друзей в среде властей, литераторов и т. н. лидеров общественного мнения.

Ее вскоре стали приглашать на рауты, обеды и на летнее гощение в местных дачных местах, — в Симле, Отакамунде и тому подобных гористых местностях. Она очень тяготилась обязательными выездами, отвыкнув от общества, от туалетов, да еще при условиях такого тропического жара и такой занятой жизни. Ради пользы дела приходилось стесняться; как приходилось, уступая настояниям «друзей», пускать в ход «натуральные феномены» — для привлечения внимания профанов к действительности оккультических сил», — все это ради пропаганды Общества… Местные газеты[53] подхватывали россказни «очевидцев» на лету; прославляли «чудеса проповедницы теософии», составляли ей репутацию колдуньи, которая шла ей в упрек, заставляя обвинять ее в шарлатанстве, в ущерб тех истинных заслуг, которые и без них должны были ей доставить известность.

Тут ее приятель, редактор правительственной газеты «Пионер», м-р А. П. Синнетт, много погрешил против Е. П. Блаватской, без намерения повредить ей, разумеется. Напротив, думая ее прославить такими книгами, как его «Оккультный Мир», возбуждающими лишь недоверие, весьма понятное. После летних месяцев в Симле вновь были подняты враждебные толки, возбужденные статьями «Пионера», рассказывавшими невероятные случаи. Решительнее других поднялись клерикалы[54] Клерикализм — политическое направление, добивающееся первенствующей роли церкви и духовенства в политической и культурной жизни., вполне законно неприязненно относившиеся к персоналу, а тем более к основательнице Теософического Общества, как бы то ни было пропагандировавшей, хотя и весьма нравственное, но не чисто христианское учение. Стали ходить, кроме басни об агитации в пользу России, другие клеветы на Блаватскую. Одной из нелепейших было обвинение в самозванстве. Сочинили, что настоящая Е. П. Блаватская умерла и похоронена в Адене, а что это ее горничная… Пришлось ей прибегнуть к свидетельству властей и родных: к дяде ее, генералу Ростиславу Андреевичу Фадееву, и князю А. М. Дондукову-Корсакову, тогда главноначальствующему на Кавказе. Последний ей выслал свидетельство, гласившее, что муж ее был вице-губернатором в Эривани. И кроме того, написал дружеское письмо, как к старой знакомой.

Все это было опубликовано друзьями и прозелитами Елены Петровны, но их понятно было меньше, чем неприятелей и равнодушных, — в которых утверждались неприязненные к ней отношения. Последние росли, возбужденные миссионерами-иезуитами и фанатиками патриотами, по мере того, как увеличивалась популярность Теософического Общества и влияние его представителей на высшие туземные касты — на индусов, браминов и буддистов-сингалезцев, примыкавших к Обществу во множестве.

Президент Г. С. Олькотт открыто принял буддизм. На острове Цейлоне, каждый раз как они туда отправлялись, сингалезцы делали им царские приемы, хотя Елена Петровна Блаватская и настояла на том, чтобы один из основных принципов Общества, а именно свобода совести, равноправность всех религий в нем и самая широкая терпимость его членов к взаимным верованиям, и убеждениям друг друга, не был нарушен; хотя из-за этого Т. О. разошлась со своим патроном, с проповедником единобожия индусом Диянандом Сарасвати, именно вследствие его требования, чтобы в состав общества входили исключительно буддисты, — тем не менее тяготение к буддизму, в особенности в Индии, в Обществе оказалось великое. Сам его сооснователь и президент даже составил буддийский катехизис, одобренный для введения во все училища самим Сумангаллой, главным первосвященником на Цейлоне.