Радда-Бай: правда о Блаватской

Открытие этого клуба-приюта на 300 женщин с дешевейшим, если не вполне даровым прокормлением, с даровой библиотекой, воскресными уроками, швейными и другими машинами; вдобавок с 40, почти бесплатными, кроватями для женщин в нем, преимущественно сирот, — произвело самое лучшее впечатление и дало много прозелитов Теософическому Обществу.

Тут же вышли из печати, один за другим, два тома «Тайной Доктрины», лестными отзывами о которой положительно переполнялась вся английская и американская пресса нашедшая отголоски во всей Западной Европе. И, вслед за ними, «Ключ к Теософии» и «Глас Молчания», труды, окончательно давшие имени Е. П. Блаватской почетное место не только в теософическом мире, но в науке и литературах всемирных.

Но вслед затем, доктора объявили сильно заболевшей Елене Петровне, что она не переживет весны, если не даст себе продолжительного полного отдыха; что доработалась она до истощения мозга и напряжения нервной системы, крайне опасных.

В феврале 1890 года ее полумертвую отправили в Брайтон, на морской берег, где целый день катали в ручной коляске, не позволяя ни на минуту ничем заниматься, даже ни читать, ни писать писем.

Два месяца отдыха немного восстановили ее, но разумеется не надолго, потому что не далее, как в мае, она снова принялась за многочисленные свои занятия.

К этому времени ближайшими сотрудниками Блаватской (графиней Вахтмейстер, Анни Безант, братьями Китлей и пр.), жившими с нею постоянно под одним кровом, было приискано новое помещение для их общежития — «Главной Квартиры Теософического Общества», как гласит надпись над главным входом. Три дома, соединенные садом, в цветущей улице Авеню Род, в парке Регента. К главному большому дому была пристроена одноэтажная зала митингов;[112] там же было прекрасное помещение Е. П. Блаватской в нижнем этаже; а в верхних — комнаты живших с нею пяти или шести дам и трех-четырех ее личных секретарей.

Такого роскошного помещения еще не было у нее в Лондоне. Но, входя в него, Елена Петровна сказала:

— Не наживу я долго в этом доме: нет на нем моего числа — цифры 7. Отсюда меня вывезут — на сожжение![113]

Так оно и сталось. Хотя ее убеждали, что в их помещении, на другом доме, есть № 17 и что 19-й (номер ее главного дома) тоже принадлежит к счастливым цифрам, но она качала головой и возражала, улыбаясь:

— Я ведь и не считаю смерть несчастьем! Страдая, как я, можно ли считать освобождение от тела — несчастием? Окунуться в бестелесный покой, в блаженную Нирвану[114] что может быть желанней?… Лишь бы докончить дело, дописать третью и четвертую книгу «Доктрины»! Тогда можно и отдохнуть…[115]

В июле 1890 года Елена Петровна перешла на Авеню Род, а в следующем мае ее не стало.

В ту весну, после страшной суровой в Англии зимы 1891 года, болезни в Лондоне были ужасные. В особенности свирепствовала инфлюэнца, которой переболела решительно вся братия в теософической главной квартире. Заболела ею и Блаватская, что не помешало ей все время заботиться о других больных и интересоваться всеми. Одиннадцатого (23-го) апреля, в четверг, день их митингов, она в последний раз была в зале лекций, но в ту же ночь заболела. Однако утром порывалась «работать». У нее, как всегда, были неотложные письменные дела, но не могла уже встать: у нее оказалось 40 градусов жару.

Через неделю, однако, она поправилась и снова села за свой письменный стол. Ей надо было отвечать на приветственные телеграммы из Америки…

Первые успехи Е. П. Блаватской начались в Соединенных Штатах. Они же доставили ей и последние удовольствия и лавры в этой жизни. Из Бостона два дня кряду (26-го и 27-го апреля) посылали ей телеграммы со съезда Американской секции Теософического Общества, куда она отправила делегатами от Лондонского Общества м-рс Безант и д-ра Арчибальда Китлей. Она послала с ними письмо «к своим первообращенным братьям по теософии и согражданам»; как бы завет, как действовать им в будущем на преуспеяние их дела, и вместе дружеское послание, которым, словно зная близкое грядущее, она прощалась с ними… Три раза было перечитано там это последнее письмо ее. И каждый раз чтение это побуждало слушавших передавать по телеграфу «Основательнице и главной представительнице их Общества» чувства благодарности и сочувствия и самые горячие пожелания здоровья. Последние письма с Бостонской конференции получены были, когда Е. П. Блаватская уже лежала в гробу, но телеграммы были прочитаны ею и доставили ей радостную минуту… Это действительно были не официальные сообщения, а глубоко прочувствованные приветы людей, искренно преданных, сочувствовавших ее недугам и благодарных за труды ее.