Ради единого слова

"– Представь себе, – сказал я, – что ты маг-волшебник и тебе дается право совершить три любых чуда. Настройся, соберись с мыслями – и твори!

– А зачем?

– То есть как «зачем»? Неужто тебе не интересно помечтать?

– Дак ведь все равно не исполнится.

– А вдруг?

Андрей задумался. Я с любопытством ждал, пытаясь угадать диапазон его желаний: вероятно, от немедленного освобождения из колонии до всеобщего мира на земле?

– Тэ-э-эк, – сказал Андрей. – Три чуда, говорите? Любых? – Я сделал царский жест, означающий: чего душе угодно. Его глаза немного ожили, потом в них появилось нечто плотоядное, и он потер руки. – Значит, так. Перво-наперво я хочу полное государственное обеспечение до конца жизни: чтоб квартира, чтоб деньги, дача, машина – чтоб все!

– Работать при том?

– Вы что?!

Я выглядел, наверное, большим чудаком, но не унимался:

– Тогда, может, учиться?

– Чему? Как тратить деньги? Ну, вы и скажете…

– Понял. Переходи ко второму чуду.

– Второе… – Он сделал интригующую паузу. – Пусть будет долговечье!

– Прекрасно. Кому, если не секрет?

– Как кому? Разве другим тоже можно? – Я пожал плечами, боясь спугнуть его бушующий эгоизм: мол, ты волшебник, тебе и решать. И Андрей решил: Тогда еще бабе Ане: живи, сколько хочешь!

– А матери с отцом? – спросил я, но он не услышал вопроса.

– Над третьим чудом, – сказал Андрей, – буду думать. А то еще прогадаю.

– Я спрашиваю, отцу бы с матерью дал долговечье?

Он вновь «не услышал», и мне стало грустно: Малаховы получили то, что сами вложили в сына.

– Третьим чудом будет – встретить хорошую девушку!

– Ну, вот и прогадал, – сказал я. – И так встретишь.

– Ой ли? – произнес Андрей с далеко не юношескими интонациями в голосе. – Разве отец мать «встретил»? А баба Аня тоже, по-вашему, «встретила»? Алкоголика-то? Не, тут без чуда не обойтись, уж я-то знаю!.."[36]

Вероятно, нет нужды подробно расшифровывать нашу беседу. И без того ясно: оказавшись в положении «мага-вошебника», Андрей ухитрился вложить в три «чуда» и яростный эгоизм, и трезвый расчет, и психологию потребителя, и горький жизненный опыт, основанный на примере старших, и даже отплатил векселя, предъявленные ему в свое время родителями. К моменту нашей встречи он уже год сидел в колонии. Я думал, что новая жизнь успела хоть «разбавить» его старые представления, чуть изменить прежние взгляды, – но нет, заложенное еще в семье оказалось крепким и устойчивым.

Но более всего меня поразил вывод, с предельной отчетливостью вытекающий из второго «чуда» Андрея: Малаховы воспитали в своем доме чужого для себя ребенка, не пожелавшего им не то чтобы вечной, но даже долгой жизни. А казалось бы, «маг-волшебник», "три чуда" – игра!