– Если бы он захотел, я бы жила с ним! Но он не хотел, – уверено сказала она, как будто повторяя то, что уже говорила много раз.
– Почему? – недоумённо спросил Левин.
– Он такой человек. Его устраивали только свободные отношения – то есть отношения со мной и случайные связи с другими, многими другими… И даже сейчас, когда ему пятьдесят шесть…
Анастасье не хотелось продолжать, но пути назад не было: эту чашу нужно испить до дна.
– Понимаешь, когда я сказала Рафаэлю, что жду ребёнка… Он упал в обморок! Да, в прямом смысле слова! Возможно, слишком много выпил: это было в новогоднюю ночь… А потом ушёл, а я улетела в Москву. И с тех пор – ни звонка, ни сообщения, ничего! Вообще ничего! Но это только мои проблемы.
Борис молчал, пытаясь осмыслить всё, что она сказала… Внутри у него уже не звучало ни «Либертанго», ни песни его любимого шансонье Рено. Полное отупение… Как будто ему на голову свалили целый КамАЗ убранного с улиц снега! Один из тех, что он видел вчера на Невском…
– Я очень перед тобой виновата… – наконец сказала Анастасья, не глядя на него. – В общем, уходи прямо сейчас! Думаю, так будет лучше для нас обоих.
Левин встал и машинально начал одеваться.
***
Этой зимой Петербург утопал в нескончаемых снегопадах.
Снег шёл и шёл, и никакие усилия дорожных служб не помогали: пешеходы чертыхались, пробираясь через сугробы, с крыш свисали коварные сосульки, а машины стояли в многочасовых заторах.
Борис, ни минуты не задумываясь о том, куда и зачем идёт, опомнился, только когда оказался на площади Восстания, стоя спиной к импозантной станции метро и глядя на пойманные в пробку машины у Московского вокзала… Невесомые снежинки, последние весточки гудевшей всю ночь метели, падали ему на лицо, но он едва ощущал их лёгкие покалывания. Невский проспект, расстилавшийся по правую руку, по-прежнему украшали ещё не убранные новогодние инсталляции: ёлки уже исчезли, однако натянутые над проезжей частью гирлянды и яркие витрины магазинов напоминали о главном празднике уходящей зимы. Кругом без особого рвения копошились бригады дворников…
Заседание в десять на метро «Академическая»… Нет, его перенесли на одиннадцать! Но всё равно следует заехать в отель за документами… Эти вензелёчки а-ля Людовик Шестнадцатый в её номере – дикая безвкусица! Зачем он вообще напросился зайти? Какая нелепость! Ведь только он, он сам этого хотел. Только он!
Вместо того чтобы, как он сделал бы в другой ситуации, спуститься в метро и отправиться за документами, Левин медленно побрёл по Невскому в сторону Эрмитажа. Это был единственный маршрут в Петербурге, который он, москвич и домосед, знал и любил.