сдернул одну из тряпиц, и показался кусок сыра. Затем он открыл крышку
деревянного короба, который стоял рядом и достал буханку черного хлеба.
Наконец, извлек маленький горшочек с маслом.
– Вы сделали это! – Я подошла к нему и наклонилась, чтобы глубоко
вдохнуть дрожжевой хлеб. – Вы спасли меня от верной смерти.
– Я рад, что не стану свидетелем вашей кончины. – Он достал нож, висевший на крючке на стене.
Я уткнулась носом в сыр и втянула густой сливочный запах.
– Не хотите ли оказать мне эту честь? – Он протянул мне нож, его
темные глаза искрились весельем.
– Конечно, – сказала я, погружая нож в хлеб. – Смотрите и учитесь у
мастера.
Мы продолжали, шутили. Его поддразнивание стало особенно
безжалостным, когда я начала намазывать масло, с комментариями вроде:
«не хотите ли немного хлеба к вашему маслу?» или «сыр тонет». Я
наслаждалась каждой секундой. На самом деле, я любила его гораздо
больше, чем предполагала.
Разогрев бутерброд над лампой, он поднял влажный хлеб и откусил
большой кусок. Я выжидающе смотрела на него. Он долго жевал, прежде чем
проглотить. Не говоря ни слова, откусил еще кусочек.
– Означает ли то, что вы продолжаете есть, вам это нравится?
Он склонил голову набок и стал жевать медленнее:
– Я все еще пытаюсь решить.
Когда он откусил третий кусок, я улыбнулась:
– Признайтесь – вы никогда не пробовали ничего столь же вкусного.
– Ну, хорошо. Я признаю: все не так ужасно, как я ожидал.
– Не так ужасно? – Я рассмеялась и толкнула его в плечо. – Благодарю
вас за высокие слова похвалы. Теперь я могу спать спокойно.
Он толкнул меня локтем в бок. Я оттолкнула его и откусила кусочек
своего хлеба, пытаясь скрыть довольную улыбку. Несколько секунд мы
сидели, прислонившись к столу, и молча жевали, мерцание наших ламп
отбрасывало уютный свет на заставленную комнату.
– Простите, что расстроил вас, Сабина. – Его мягкое обращение, казалось, пришло из ниоткуда и кусок хлеба застрял у меня в горле. Он
повернулся и оказался лицом ко мне. – Я весь день мучился, зная, что
причинил вам боль.
Я попыталась проглотить хлеб, чтобы ответить, но не смогла.
– Я не хотел причинять вам боль. Но так случилось. И я прошу у вас
прощения.
Его голос был таким искренним, что я не смогла удержаться и
посмотрела на него, хотя знала, что не надо было этого делать. Теперь я
заметила его растрепанные волосы, как будто он ворочался в постели, прежде чем, наконец, встал. Я поняла, что не сержусь. Невозможно было
сердиться на такого доброго человека, как сэр Беннет. Возможно, мне все
еще было больно. Но я не могла винить его за все случившееся, тем более что
бабушка обманывала его не меньше, чем меня. Мне следовало бы догадаться.
Я не должна была ожидать, что такой привлекательный мужчина, как Беннет, влюбится в такую девушку, как я. Я была наивна и потеряла бдительность.
Но не позволю этому случиться снова.
– Вы простите меня, Сабина? – Снова спросил он.
– Конечно, я вас прощаю. – Ответила я с улыбкой, предлагая этим мир.
– Вы не могли знать, что я не посвящена в планы бабушки. Кроме того, перед
помолвкой вы, конечно, делали все возможное, чтобы узнать меня и наладить
отношения между нами. Многие другие мужчины в подобной ситуации не
были бы так добры ко мне.
– Многие женщины в такой ситуации не были бы столь
снисходительны.
– Как видите, я не такая, как многие другие женщины.
– Вы выше большинства женщин.
– А вы умеете льстить лучше, чем большинство мужчин.
– Я не льщу вам, Сабина. – Искренность его тона согрела меня, как
глоток пряного сидра. – Я был не прав, когда думал жениться на вас из-за
денег. Я не хотел этого делать. Когда моя мать впервые предложила мне это, все внутри меня восставало против использования женщины ради ее
состояния. Я знал, что не должен был этого делать.
– Не будьте слишком строги к себе, – сказала я, смахивая пальцем
кусочек масла и сыра, соскользнувших с края хлеба, и слизывая его. – Мы
оба знаем, что в брачных договоренностях обычно столько же красоты и
любви, сколько у фермера, покупающего пару для свиноматки.
– Даже если так, я ненавижу саму мысль о том, чтобы использовать
женщину в своих целях. – Он откусил еще один большой кусок сыра с
хлебом, мрачно нахмурив брови.
Я уже собиралась сказать ему, что он не производит впечатления
человека, который стремится к финансовой выгоде, но тут щелкнул дверной
замок кладовки, и мы оба отскочили от стола. Сейчас впервые с того
момента, как мы вошли в кладовую, я поняла, как неуместно было оставаться
с ним наедине. Словно услышав мои мысли, Беннет двумя большими шагами
пересек подвал и, перепрыгнув несколько ступенек, вбежал по лестнице. Он
толкнул дверь, но она не поддалась. Нахмурившись, он подергал ручку и
снова толкнул ее.