Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать?

Вероятно, нет нужды говорить о росте жестокости, но было бы трудно отрицать, что гуманность и уровень сопутствующих ей моральных запретов снижаются. Это очень сильно изменило наш мир, но, с другой стороны, мы видим, что на передний план выдвигаются новые моральные принципы; мы обнаруживаем их в новом поколении, например, в их борьбе за мир, за жизнь, против разрушений и войн. Они не просто произносят пустые слова. Молодые люди (и не только молодые) провозглашают свою преданность иным, лучшим ценностям и целям. Миллионы людей стали восприимчивы к разрушению жизни в таких огромных масштабах, к бесчеловечным войнам, в которых нет даже намека на самооборону. Мы видим также, что новая этика любви формируется в противовес потребительскому обществу. Возможно, у новой морали есть свои недостатки, но она производит впечатление своим протестом против пустых форм и фраз. Мы видим доказательства новой морали также в актах самопожертвования, имеющих место в политическом царстве, в бесчисленных движениях, борющихся за свободу и независимость, которые разворачиваются сегодня. — Это — обнадеживающие сдвиги, потому что благодаря им я чувствую, что Достоевский был не прав, так тесно связывая моральные принципы с верой в Бога. Буддизм дает нам блестящий пример того, как некоторые культуры развивают моральные принципы без поддержки авторитарных и патриархальных тезисов. Эти законы коренятся и расцветают, если вам будет угодно, в человеческой душе. То есть люди не могут жить, они смущаются и становятся несчастными, если они не осознают закона, который они и все, кто их окружает, воспринимают как неукоснительно направляющее жизненное, правило. Это правило не может быть навязано им силой, оно. должно произрасти из них самих. Я не могу сейчас углубляться в огромное количество аспектов этого вопроса. Все, что я хочу показать, как я упоминал вначале, — это то, что у людей есть глубоко укоренившаяся потребность поступать нравственно. Безнравственность вызывает в них утрату внутреннего равновесия и гармонии. И это безнравственность, выступающая под личиной нравственности, если люди говорят, что должны убивать, должны повиноваться, что они должны преследовать только свои личные интересы, что сострадание лишь мешает им и т. п. Если такие голоса звучат слишком громко, они могут вытеснить внутренний голос человека, голос его совести и гуманности. Тогда он может взять на вооружение идею, что, если Бог умер, все дозволено.

Расширение области роста человечества

Молодое поколение играет ведущую роль в духовном кризисе, который мы сейчас испытываем. Я думаю главным образом о радикалах из числа молодых людей, и говоря «радикалы», я имею в виду не тех, которые сами себя называют радикалами и думают, что могут оправдать любое насилие, назвав его радикальным. Многие молодые люди просто по-детски несерьезны, но отнюдь не радикальны. Ленин рассматривал этот вопрос в своем эссе о детских болезнях коммунизма.

Но существует огромное количество молодых людей, радикальных не в своих политических требованиях, а в другом отношении, тесно связанном с предметом, описанным в предыдущем разделе, т. е. с отрицанием авторитарной морали. Это восстание направлено не только против авторитарности (все революции протестуют против авторитарности), но против патриархального принципа и морали, берущей начало в этом принципе, морали, призывающей покориться добродетели и не повиноваться греху. Феномен огромного значения, вытекающий из этой морали, состоит в том, что у людей развивается чувство вины, если они не делают того, что от них ожидают. Вместо того, чтобы делать то, что подсказывают им их сердца, их чувства, их человеческая природа, они подчиняются авторитарному строю, наказывающему их чувством вины в случае нарушения.

Что же характеризует огромное количество молодых людей и делает их похожими на остальных, я имею в виду старшее поколение, и меня в том числе? Я думаю то, что они сами впитывают чувство вины, налагаемое авторитарной моралью. Они в целом отбросили вину, которая вдалбливалась в западное сознание иудаизмом и христианством на протяжении последних двух тысячелетий, и отстранили страх перед действием вопреки нормам, который определял нашу жизнь столь долго. И поступая таким образом, они не стали аморальны в своих собственных глазах. В противовес этому они заняты поисками новых моральных принципов.