Наша дискуссия показывает нам, что ряд примитивных племен обладает социальной системой, в которой преобладают дружелюбие и сотрудничество, а агрессия присутствует в минимальном размере. Если такое описание примитивных обществ соответствует действительности, то оно опровергает «гидравлическую» теорию, по которой агрессию связывают с природным инстинктом. Есть еще аргумент против теории инстинкта. Дело в том, что степень агрессии внутри общества может сильно изменяться. Если посмотреть, например, на Германию ранних, 30-х годов XX в., то обнаружится, что фашисты получили больше всего поддержки от мелкой буржуазии, офицеров и студентов, чья карьера пострадала от условий послевоенного времени. Фашистов не поддержали средний класс и высшие круги. Я не говорю, что они выражали какое-то несогласие с фашистской системой, но все же яростные фашисты вышли не из этой среды, и еще меньше — из рабочего класса. Убежденные фашисты из среды рабочих были скорее исключением, чем правилом, хотя и убежденные антифашисты из рабочего класса тоже были достаточно случайным явлением. Чем это объясняется — совсем другой вопрос.
Подобная же ситуация складывается в Южной Америке. Белая беднота юга накопила в своей среде безмерный запас агрессивности, гораздо более сильный, чем средний класс и чем рабочий класс как южного, так и восточного побережья Америки. Агрессивность всегда больше свойственна тем классам, которые занимают самые низкие социальные уровни у основания общественной пирамиды. Эти люди имеют в жизни мало радости, они необразованны и понимают, что их постепенно вытесняют из общественного потока. У них в жизни нет мотиваций и интересов. Такие люди накапливают в себе огромные запасы садистской ярости, отсутствующей у тех, кто занят на производстве и ощущает свою полную вовлеченность в общественный процесс или, по крайней мере, не полную оторванность от него. Такие люди имеют интересы, у них есть чувство, что они идут в ногу с остальным обществом. Вот почему люди, вовлеченные в жизнь общества, не несут в себе того объема садизма и агрессии, какой был у старой мелкой буржуазии Германии или у некоторых слоев населения в Америке.
У разных индивидов также различаются разные уровни развития агрессии. Например, приходит пациент на прием к доктору и говорит ему: «Я всех ненавижу. Я ненавижу свою жену, своих детей, людей, с которыми работаю. Нет никого, кого бы я ни ненавидел». Для психиатра и, надеюсь, для всех нас ясно, что пациент сам заявил нам о диагнозе своего заболевания. Конечно, этому пациенту не скажешь: «С вами все ясно. Это случай агрессивного инстинкта в действии». Вместо этого следует сказать, что характер этого человека построен так, что он постоянно производит агрессию. Теперь спросим: почему этот человек стал развиваться таким образом? Проанализировав социальные обстоятельства его жизни, историю его семьи, его прошлый опыт, нужно попытаться понять, почему такой высокий уровень агрессивности стал частью характера этого индивида, частью структуры его поведения. Нельзя заключить, как это сделали бы защитники теории инстинкта, говоря о войне: «С этим ничего не поделаешь. Перед нами еще одно свидетельство того, как сильна наша природная агрессивность».
Все знают агрессивных людей, но здесь я не имею в виду людей высоко раздражительных. Я говорю о людях деструктивных, ненавидящих, о людях-садистах. Наряду с ними существует множество людей миролюбивых, поражающих нас своей теплотой и незлобивостью, проявляемой ими не только как внешняя демонстрация, но и свойственной им по I самой их сути. Их миролюбие никак нельзя приравнивать к слабости или услужливости. Если не делать такого различия, то мы встанем на плохой путь. Многие пошли по такому пути, потому что не увидели этого различия. Большинство людей, взявших на себя труд повнимательнее посмотреть вокруг себя, знают очень хорошо, как важны такие характерологические различия.
Теперь настало время более внимательно посмотреть на суть понятия