Ради милости короля

Уильям кивнул, но продолжил смотреть на свои чулки, потому что не вполне доверял ее словам. Взрослые часто говорят то, чего на самом деле не думают, когда нужно вывернуться из щекотливого положения. Он досадовал, что никто не сказал ему раньше… Приходилось гадать и переживать.

– Почему отец не сказал мне?

Годьерна осторожно убрала волосы с его лба:

– Наверное, думал, что у него есть в запасе несколько лет, чтобы вы подросли. Вы его последний сын, и он не хотел отдавать вас в чужой дом. У него прежде не было возможности смотреть, как растут его дети. Он знал, что ваша мать родит других детей и будет занята обязанностями жены, и, поскольку он зачал вас, вы принадлежали ему. Он не позволил бы Роджеру Биго воспитывать вас. Я знаю, трудно это понять, но он желал вам только добра.

Уильям сжал губы и отодвинулся от ласковой руки. Он не ребенок и не нуждается в подобном утешении. Более того, хотя он знал, что еще мал, и люди обращались с ним как с малышом, он давно ощущал себя взрослым. Отец не солгал – его мать была хорошего происхождения, – но Уильям все равно злился, что она покинула его ради новой жизни, и негодовал на Роджера Биго за то, что тот похитил ее. Но Уильям не желал бы другого отца, кроме родного, хотя к Генриху не испытывал ничего.

Словно ему влепили затрещину и он замер в парализующем мгновении между ударом и болью.

– Я понимаю, – произнес он.

– Вы думаете, что понимаете, – сочувственно возразила Годьерна, – но взрослые смотрят на подобные вещи иначе. Идем со мной, сядем у огня, и я расскажу, что смогу, о вашей матери.

Разрываясь между желанием знать все и оставаться в неведении, Уильям не двигался с места, но наконец, уступив ласковым уговорам Годьерны, позволил отвести себя к камину. Ее слова доносились как будто издалека, и он все не мог поверить, что его мать – живое, дышащее существо, а не вымысел, сотканный из языков пламени.

Глава 26

Вестминстер, сентябрь 1189 года

Вестминстерский дворец, расположенный ниже по течению от Лондона, вспыхивал все новыми факелами, свечами и фонарями, по мере того как сумерки сгущались в лабиринте залов, служебных построек и часовен. Отражения огней танцевали на поверхности Темзы, словно упавшие звезды.

Ричард был миропомазан и коронован сегодня в главной церкви аббатства на блистательной церемонии с участием графов, вельмож и епископов Англии.

На пиру в большом зале, построенном сто лет назад, во времена правления сына Вильгельма Завоевателя, Вильгельма Руфуса, присутствовали только мужчины, а женщины, посетившие коронацию в аббатстве, собрались для отдельного празднования в менее грандиозном Уайтхолле под председательством королевы Алиеноры.

Перебросив через плечо белое полотенце с бахромой, Роджер трудился вместе с другими королевскими слугами, в том числе с Робертом, графом Лестером, недавно наследовавшим отцу. Лестер дал обет выступить в Крестовый поход вместе с Ричардом. Граф был искусным бойцом, и его дарования пригодятся в продолжительной кампании. Тем не менее Роджер знал, как и все остальные: сколько бы Лестер ни пыжился, исполняя обязанности сенешаля, желание Ричарда взять нового графа в Святую землю вызвано скорее стремлением устранить угрозу дома, чем заполучить опытного военачальника в поле. Отец Лестера был одним из руководителей восстания, которое пошатнуло престол. Ричард ничего не пускал на самотек.

Роджер знал, что Ричард наблюдает и за ним. В отличие от Уильяма Маршала он не мог похвастаться ни верной службой королю, ни давней дружбой и благосклонностью королевы Алиеноры, способной рекомендовать его. Все по-прежнему висело на волоске, хотя, к вящей выгоде Роджера, Ранульф де Гланвиль был смещен с поста юстициария, и Ричард дал понять, что рассчитывает на участие Гланвиля в Крестовом походе. Он не останется управлять Англией. Ходили слухи о крупных денежных злоупотреблениях, и этому Роджер вполне верил, хотя доказать, что Ранульф присваивал деньги, было не так уж и просто. Ранульф был не единственным де Гланвилем, ставшим крестоносцем. Ожидалось, что муж Гундреды поддержит брата, а Гуон уже принес обет выступить в поход. Единственным минусом, который Роджер в этом усматривал, была возможность для единокровных братьев заручиться благосклонностью Ричарда.