Ради подруги

Что же касается меня, то поводов для радости не наблюдалось. Проинспектировать семнадцать адресов с нашей работой общественного транспорта — на это потребуются минимум сутки, а сейчас десятый час вечера. И денег у меня в обрез. Честное слово, если найду Свету, выставлю ей счет на дорожные расходы. Будет знать, как пропадать! А то я уже проездила свой завтрашний обед, и теперь остается только проездить ужин. Но на семнадцать поездок ужина не хватит. Может, заняться нищенством? Наверное, выгодный промысел, иначе им не занималось бы столько народу. Стоит мне войти в метро, и непременно за мой подол уцепится грязный ребенок, а не менее грязная мать закричит мне в ухо: «Люди добрые поможите пожалуйста кто чем могет мы бедные люди мы здесь проездом деньги украли на хлеб копеечку». Подозреваю, у меня слишком щедрый вид, по крайней мере, опытный взгляд профессионала с удивительным упорством избирает в качестве возможного спонсора именно меня. А меня, в соответствии с известным анекдотом, вместо денег так и тянет дать совет. Дело в том, что текст, явно составленный для Москвы, в Петербурге нуждается в некоторой корректировке. Куда, интересно, они едут мимо нас проездом? В Финляндию или в Мурманск — других вариантов нет. А я вот пойду по вагонам и своим хорошо поставленным преподавательским голосом честно извещу: «Люди добрые! Требуются деньги на спасение из когтей рэкета лучшей подруги. Помогите, кто чем может. Кроме денег, принимаю жетоны на метро. Заранее благодарна». Любопытно, подадут или нет? В крайнем случае, предварительно повожусь вон в той луже. А платье у меня вполне подходящее. Мне его сшили в десятом классе. Убеждена, что ни одна цыганка не сможет сравниться со мной древностью и дешевизной одежды! Их наряды, хоть и висят мешком, явно куплены в дорогом магазине.

Однако перспектива нищенства как-то мало меня вдохновила. У каждого свое призвание. Кому-то легче пошататься по вагонам, а кому-то — выучить теорему о гомоморфизме. Нет, мое оружие — интеллект. «Если не хочешь, чтобы я поволокла тебя просить милостыню, — предупредила интеллект я, — ты должен что-нибудь придумать. Я дважды повторять не стану».

Действительно, куда это годится! Видите ли, запаниковал и отключился! А я за него отдувайся. Не на ту напал!

Сраженный моим напором, интеллект вынужден был проснуться и напомнил мне, как бурно среагировала Света на мои слова, что шантажист лично бросил в ее почтовый ящик письмо. Я еще решила, что Артем наверняка живет неподалеку. Решила и моментально забыла, как забываю все, что не слишком меня интересует. А иной раз и то, что интересует. Есть такая болезнь — склероз. Или, как учили нас на психологии, рассеянность ученого. Разница в том, что склеротик забывает раз и навсегда, а ученый помещает лишние сведения в подсознанье, и они там у него таятся до лучших времен. Вот в данном случае они у меня таились, а под угрозой нищенства предпочли вылезти на свет.

Я внимательно изучила список — нужного района там нет. Что за невезуха! А время к одиннадцати. Впрочем, Маша, как и я, — типичная сова. Она приходит в контору не раньше двух, а засиживается допоздна. Уверяет, что ей лучше работается, когда никого кругом нет. А сегодня я ей наверняка сбила все планы. Вдруг по этому поводу она еще не ушла домой?

Я с замиранием сердца позвонила по телефону — и, представьте себе, Маша подняла трубку.

— Среди этих Соколовых, — без обиняков приступила я, — есть с Василеостровской?

— Сейчас посмотрю. Да, есть. Кстати, а.

Я подождала продолжения и, не дождавшись, уточнила:

— Что — а?

— Инициал. Соколов А.

— Почему ж ты сразу не дала мне его адреса! — возмутилась я.

— Потому что ты просила однокомнатные квартиры. А здесь пять комнат. Коммуналка. Вот, у меня отмечено. Там все время было занято. Наверняка плохо лежит трубка или просто отключено.

И подруга продиктовала мне телефон и адрес. Я сунула последний жетон в щель автомата — короткие гудки. Маша права — не бывает занято с утра до вечера. Ладно, зато жетон сэкономила. На него и поеду.

Дверь мне открыла древняя старушка в ватной жилетке и пуховом платке. Я потеряла дар речи. Дело в том, что жара стояла неслыханная. Как сообщила мне Маша, «подобной погоды не помнит даже старейший житель нашего города. Что характерно, он вообще ничего не помнит». По крайней мере, лишь после десяти вечера я перестала ощущать себя куском масла, брошенным на горячую сковородку. А на мне было нечто эфемерное из батиста!

Впрочем, жительницу коммуналки мое почтительное молчание нисколько не обескуражило.

— Опять к этому? — неодобрительно осведомилась она и ткнула пальцем в одну из дверей. — Дуры вы, девки.

И покинула плацдарм. А я, для храбрости расправив плечи, постучалась. Безрезультатно. Постучалась погромче. Совсем громко. И, вроде бы, изнутри что-то промычали. Приняв это за приглашение, я с вежливой улыбкой заглянула в комнату. О боже!