Читаем Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук полностью

Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук

В сборник входят две повести, фельетоны и юмористические рассказы, не только вызывающие улыбку и смех, но и заставляющие читателя задуматься, взглянуть критически на себя и окружающих.

Геннадий Толмачев

Современная русская и зарубежная проза18+

Толмачев Геннадий

ЭпилогРади смеха,

или

Кадидат индустриальных наук


I

У Миши Блинова было много мыслей. И все разные. А в этот день — давайте уточним: 16 мая, в среду — Миша поймал, а может, и сам родил крупную идею. Для идеи нужен толчок. И Миша, конечно же, не думал, кукушкой высовываясь из своей торговой точки, что толчком послужит милое создание с голубыми мультфильмовскими глазами. Вот она подошла — нет, подплыла — к пивному ларьку и попросила:

— Стакан лимонада, пожалуйста. Миша мгновенно ответил:

— Для красавиц и птичье молоко найдем. — Он пошарил рукой под стойкой и извлек коробку конфет «Птичье молоко».

— Ловко! — топко улыбнулась девушка. — Но я очень хочу пить.

— Какой разговор! Сделаем! — пообещал Миша, артистично наливая в бокал пива. — Прошу.

— Пиво. Горькое оно. — Но бокал взяла, пригубила, — Нет, не могу. Спасибо. — Она мельком посмотрела на цену и положила на прилавок монеты.

— Девушка, подождите! — всполошился Миша. — Лимонад будет, шампанское!

Сорвав фартук, он метнулся к двери, ногой распахнул ее и через секунду стоял рядом с девушкой.

— Не уходите, — попросил он. — Мне будет скучно.

— Глупости какие! — повела плечом девушка. Блинов не знал, что сказать. Наконец нашелся:

— Я вам воблы дам. — Он понял, что сморозил глупость, потому что девушка холодно, очень холодно посмотрела ему в глаза и спокойно пошла своей дорогой. И Миша не посмел задержать ее. Каблучки, удаляясь, стучали все глуше. А Блинов, симпатичный тридцатилетний Блинов, владелец новеньких «Жигулей» и суммы, которой бы вполне хватило па покупку вот этого самого трамвая, в который нырнула красавица, стоял в позе разъяренной базарной торговки, но лицо его потемнело не от гнева, а от грусти. Миша Блинов знал, что — увы! — в городе много хорошеньких девушек, которым, между нами говоря, «до лампочки» и его «Жигули», и его потенциальные возможности купить рижский трамвай.

«И умом вроде бы бог не обидел», — продолжал терзаться Миша, — и похохмитъ при случае могу. Что им еще надо?»

Это был первый звонок на подступах к мысли.

Если б кто знал, как Миша и 17, и 18 мая мечтал увидеть голубоглазую красавицу. И, что бы ни делал: вскрывал ли бочки, отсчитывал ли сдачу, переругивался ли с очередью, — глазами косил на тот проулок, откуда некогда выплыла Она.

Ближе к вечеру к ларьку подтягивались завсегдатаи: Леша Губошлеп, Степа Академик, Мурат Прохиндей. На правах постоянных клиентов они никогда не стояли в очереди. Подойдут к оконцу: «привет — привет», «набрызгай пару кружечек» — и все дела. И рассчитывались солидно.

— Мишенька, сколько я принял?

— Не считал.

— И я не помню. Держи целковый.

Хорошие клиенты, достойные. Им иногда и в долг не грешно отпустить. А бывает, рыбу подвезут, сухарики соленые или еще какой деликатес — Миша приглашает завсегдатаев в подсобку. В «гадюшник» — как говорит Степа Академик. Посидят тут часок — другой, порассуждают за жизнь, за «Кайрат» — и расползаются, поглаживая круглые животы.

Академика Миша Блинов увидел издалека. Как всегда, при галстуке, в лоснящемся костюме и в шляпе, полученной еще по лендлизу. Но осанка у Степы Академика была мировая. Гордая, можно сказать. Брюшко, из-под которого неспешно и косолапо выдвигались ноги; шея, с удовольствием поддерживающая большую голову, и… Конечно, надо еще сказать о глазах. Редкие глаза. Будто сами по себе беспробудно пьянствовали, получили пятнадцать суток за мелкое хулиганство, черт-те сколько назанимали в долг и вот, извините покорно, вернулись.

— Степа, зайди с тылу! — крикнул из пивнушки Миша Блинов.

Академик приветственно помахал рукой и наклонил голову: понял, мол.

— Давненько я в твоем гадюшнике не бывал, — усаживаясь па табуретку проговорил Степа. — Что новенького?

― Дело есть, Степа, — пододвигая ему кружку, сказал Миша. — Мужик ты, я заметил, башковитый. Да и понятно, что разную шушеру в Академии наук держать не будут. Ты еще там трудишься? — на всякий случай поинтересовался он, по опыту зная, как порой неусидчивы бывают его клиенты.

— Там, — сдувая пену, кивнул головой Степа. — А что?

— Ну так вот, — сказал Миша. — Мы сначала с тобой теоретически поговорим. Хочу твое академическое мнение знать. Согласен? На, кури.

― Интересно ты подступаешься.

— Предположим, я влюбился, — сплеча рубанул Миша и замолчал.

― Хе-хе! Это ты не по адресу, Миша. Ты по этим делам с Лешкой Губошлепом порассуждай. Он на эти дела мастак.

— Не понял ты, Степа! Лешка он, как бы это сказать, похабный очень. Губошлеп он и есть губошлеп. А я хочу теоретически поразговаривать. Ведь все знают, что ты самый юродированный человек. Вот скоро мы за судей голосовать будем. Да-к я твою фамилию напишу.

— Спасибо, Миша, — прочувствованно сказал Академик. — Но что толку?

— И я говорю, — со вздохом согласился Миша. — Если на то пошло, я не то чтобы в судьи тебя, в прокуроры бы выдвинул. Понял?

— Спасибо, Миша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее