- Не грех, - не стала спорить старуха, - но ты слушай дальше. Маменька-то сынка, Амоса твоего, раньше срока родила, да ни много ни мало, а два месяца не доходила. Это если сразу после её свадьбы считать. И вот прям притча! На свет ребёночек появился здоровенький - посмотреть приятно. Кстати, муженёк ей кузеном приходился, тётки родной сын. И падучая бедолагу трепала, смотреть страшно. Потом по три дня с постели не вставал, слюни пузырями пускал. Да и вообще он малахольный был, за ним слуга, как за младенцем ходил.
- Ну, случается... - не слишком увёренно пожала плечами Тильда.
- Ещё как случается. Только вот тебе странность: маменька твоего супружника мужа своего в первый раз за неделю до свадьбы в глаза увидела.
- И такое случается, - пробормотала Арьере, разглядывая собственные руки, лежащие на коленях. - Но ведь они поженились. Можно считать, никакого греха не было.
- И это верно. Только вот умный человек в храмовые книги заглянет, да и сравнит: когда свадьба случилась, когда младенец на свет народился. Но ладно, это всё присказка, слушай дальше. Если брать на веру, что ребёночек у госпожи Арьере в отмеренный Небом срок появился, то выходит, его в пузо ветер надул, не иначе. Потому как девка была тихоня из тихонь, иной день и в сад-то не выйдет. Лошадей боялась, как демонов, кататься не ездила. И в гостях Арьере не бывали, и им визиты не наносили - нет для них во всей округе ровни. А из мужиков в доме жили трое слуг - один другого старше, кривее да хромее. Ещё старый хозяин, да его сын, то бишь родной брат родительницы Амоса. Смекаешь?
- Да не имеете же вы в виду!.. - ахнула Тиль.
- Имею, имею, - закивала старуха. - Маменька-то в породу Арьере пошла: смуглая, черноволосая и черноглазая. А братец её, как и сынок, в бабку удались беленькими. Но и это ещё не всё.
- Неужели у моего мужа и его дяди были одинаковые родинки? - скривилась Тильда.
- Про родинки ничего не знаю, - не далась старуха, - а вот то, что у них по шесть пальцев на левой ноге, видала. Махонький такой второй мизинчик сбоку. И только у них, больше ни у кого. Складывай, коли умная. Маменька твоего Амоса от родного брата понесла!
- Да даже если и так!.. Ну ладно, пусть, предположим! Но доказать-то всё равно нельзя!
- Кому нельзя, тому нельзя, - равнодушно пожала плечами ведьма. - Про храмовые книги я уже сказала. Портрет дядьки твоего мужа наверняка у Арьере в галерее до сих пор висит, сравнить можно. Но главное-то в другом. Помнишь, как Амос матушку любил?
- Да вы в своём уме?!
Тиль вскочила со скамейки, неловко дёрнув рукой - не то чтобы ей старуху ударить хотелось, но жест всё равно вышел неловким.
- Ты о чём это подумала? - захихикала ведьма. - Ну, затейница! Я про то говорю, что твой муженёк и тени на маменькино имя упасть не даст, пятнышком не замарает. Поняла?
- Поняла, - пробормотала Тиль. - Только вот что-то радости от этого немного.
- А зря! - хмыкнула старуха, причмокнув губами. - В общем, я сказала, что знала, а там уж сама думай.
***
Доктора Вермена, которого привёз вернувшийся Джермин, Тиль знала пусть и не близко, зато верила ему безоговорочно. Потому что чувства родственников он считал штукой лишней, ничего незначащей, даже мешающей в многотрудном деле исцеления и рубил всю правду, как она есть. А когда эти самые родственники, чувствами отягощённые, после «рубления» правды принимались рыдать, Вермен очень удивлялся.
Только вот Арьере было глубоко плевать на докторские причуды, зато определённость, пусть даже и с самыми мрачными прогнозами, сейчас бы совсем не помешала. Слишком уж мерзко и тягостно осознавать собственную беспомощность. А её Тильда за прошедшую ночь всей душой прочувствовала: у Карта снова начался жар, он бредил, порывался с кровати встать и вроде бы не понимал, где находится. А ещё Крайт постоянно Тиль звал. Пожалуй, это было самым мучительным.
В общем, к тому времени, как доктор приехал, Арьере едва сдерживалась, чтобы хихикать не начать - плакать почему-то совсем не хотелось, а вот идиотские, совершенно ни к чему не относящиеся смешки давились с трудом. И когда врач, наконец, вышел из спальни Карта, Тиль чуть на грудь ему не бросилась. Правда, сумела вовремя остановиться, но руки заломила как трагическая актриса.
- Доктор, прошу, скажите, что с ним! - взмолилась в полном согласии всё с той же трагедией.
Но то ли Вермен не был поклонником актёрства, то ли просто привык к подобным сценам, только с заверениями в том, что всё будет хорошо, он спешить не стал, а крякнул, степенно отёр накрахмаленным платком роскошные усы и уселся за накрытый к чаю стол. Кажется, свежие булочки его интересовали куда больше тильдиных выступлений.
- Да вы присаживайтесь, душа моя, - радушно пригласил доктор густым оперным басом. - Чай - это очень хорошо, это пользительно. Для нервов трепетных барышень особенно. А мы с вами уже встречались, встречались - личико ваше знакомо, да вот не помню где. В пациентках моих не числились, за это поручиться могу, хотя цвет ваших щёчек вполне подходящий.
Лекарь довольно хохотнул, будто булыжники в бочке тряхнул.