Но когда она потянула его назад, опрокинув на спину, и начала медленно расстегивать рубашку, скользя губами по его груди и рассыпав чистейший снег по плечам, он сдался, рванул ее к себе, опрокинув на грудь и прижав к своему дико бьющемуся сердцу. Осторожно перекатившись и уложив женщину на спину, он приник к ее губам, и лишь переводя дыхание, заметил в глазах жены страх.
Вариан застыл, наблюдая как Ле испуганно старалась руками вернуть расходившуюся ткань платья на место.
— Родная, — хриплый голос короля нарушил тишину, — ты боишься?
— Я… — глаза любимой наполнились слезами. Она закрыла лицо руками запрокинув голову, — я не та, Вариан, я… ведь никогда не была красавицей… А теперь…
Король издал не то стон, не то рык.
— Ты для меня всегда была и будешь лучшей из женщин. Красивейшей из женщин. Позволь мне насладиться тобой, Лейна, позволь хоть немного загладить всю ту боль, что я причинил. Не бойся меня, не смущайся. Этим ты убиваешь меня.
Она доверчиво убрала руки от лица. А король долго и нежно целовал дорожки слез. Больше никто не увидит слез его королевы. А потом… потом было восхитительно легко… безумно нежно… одуряюще страстно… Они сливались не раз и не два и не могли насытиться друг другом. Лишь в сумерках уставшие, но счастливые начали собираться домой.
И сейчас направляясь в Нефритовый Лес, король вспоминал эти минуты всей своей загрубевшей кожей, чувствуя ее прикосновения и ее пьянящий аромат.
А Сильвер, их сын! Вариан принял это, как чудо. Мальчик сразу признал отца, при нем паинька, умудрялся шкодить за его спиной, а потом невинно улыбаться, как в таком возрасте можно было быть таким хулиганом Вариан не понимал. И грустно ему было, что из-за всех тех ужасов, что обрушивались на него в течение его жизни, он не увидел и того, как рос маленький Андуин. Но теперь у них будет время! Хотя тут возникала другая проблема — ему не вернуть Ле в Штормград. По крайней мере пока. Тень прошлого будет омрачать ее существование. Вечное оглядывание, шушуканье, подозрения. Каким бы сильным он ни был королем, глотки всех сомневающихся ему не заткнуть. А она, перенесшая столько боли, будет терпеть все ради него и ради его власти, будет отдавать все, как это делала Тиффин.
Нет, сейчас не время! Пусть она с сыном будет здесь! Пандария, скрытая туманами, будет в безопасности до последнего, если Легион все же одержит победу. А если Азероту повезет, у короля будет время все изменить!
Долг звал и Вариану пришлось собрать волю в кулак и оставить на попечение Серга дорогих ему людей, а самому отправиться на бой с самым страшным врагом, какой когда-либо грозил Азероту. Но он знал, что помимо Королевства и Андуина, у него есть еще два сердца, за которые он отдаст жизнь и даже простит старых врагов.
Эпилог
Истинная тьма приходит перед самым рассветом.
Это плата за солнечный свет.
А чем платит же человек за крупицы обретенного счастья?
Счастьем и расплачивается…
(из старинной баллады)
Лихорадка не отпускала, бешено колотилось сердце, голова металась на мокрой от пота и слез подушке. Будто вернулся кошмар Таллока, где демоны окружили, раздирали ее тело, топтали копытами, впивались острыми когтями, вырывали из изломанной никчемной оболочки саму душу и радостно наблюдая, как умирает и она.
Ле кричала, пока хватало воздуха, отбивалась от подступавшей Тьмы, пока хватало сил, пока два грозных меча не выпали из ослабевших рук.
О, Свет! Отдай мне хоть часть его боли! Дай коснуться, обхватить, покуда хватит рук, поникшие могучие плечи. Защитить от Тьмы!
Только злобная улыбка монстра уничтожила последнюю надежду и зеленый, отвратительный свет поглотил Вариана Ринна без остатка.
Ле осталась одна, повисла в Тьме, как подвешенная за ниточки кукла у балаганного артиста. Она протягивала руки, но вокруг была лишь пустота. Она звала, но ответом ей была тишина.
Боль потери и неверия охватили все существо Лейны.
— Скульд! — это был крик души, и жрица знала — валь’кира ответит. — Скульд!
Знакомый прохладный ветерок коснулся лица убитой горем женщины, она уже протянула руки, приветствуя идущую на смерть ради жизни валь’киру.
— Остановись, глупая! — тихий шепот заставил Ле замереть. — Не обрекай достойного на вечную муку! На тот ад, в котором живет Сильвана! Это не жизнь, это существование, которое никому не принесет счастья.
— Эгвинн! — образ той самой женщины, что когда-то указала Ле путь к жизни, возник перед застывшей жрицей, развеяв призрак валь’киры. — Я ведь хочу такой малости! Только чтобы он был рядом?! Разве это преступление?
Руки призрака оказались теплыми и нежными, руки матери, потерявшей когда-то свое дитя, они обняли съежившуюся от боли жрицу, тонкие пальцы мягко гладили выбеленные магией и смертью волосы, даря странное оцепенение.
— Я могу! — тихо шептала Ле. — Ты говорила, я могу! Мой гнев! Магия…